— Нуру-кардаш, ради аллаха, берегите наш дом, чтобы нечестная рука ни до чего не дотронулась…
— Будьте спокойны, Хатун-баджи, — затараторила Нурие, жена дворника, опередив своего медлительного мужа… — Пусть там будет полно золота, все равно никто не дотронется.
— Какое там золото, Нурие-баджи? Золота у нас нет. Но не хочется, чтобы грязными руками шарили по вещам, нажитым честным трудом.
— Будем следить, как за своим собственным домом, — пообещала Нурие, обняв Хатун. — Счастливого пути.
И обе женщины заплакали. Дворник тоже утер глаза. Хатун сказала:
— Мне кажется, я прощаюсь с вами навеки.
— Нам тоже трудно расстаться с вами, — ответил Нуру, покашливая от волнения. — Но, как говорится, надо…
— И, как назло, Наримана нашего нет дома, — с досадой проговорила Нурие. — Хоть помог бы вам донести вещи до вокзала.
Нуру сам взялся за чемоданы.
— А я что — не мужчина, что ли? Я сам провожу нашу сестру и дорогого мальчика…
Когда они пришли на вокзал, там уже поджидали их Шехла-ханум и тетя-секретарша с большим букетом цветов.
Подали состав. Шумно запыхтел паровоз. Мать Мехмана впервые выезжала из города. Шум и сутолока на вокзале пугали ее. Она побледнела и старалась стоять ближе к сыну. Но Шехла-ханум и тетя-секретарша оттеснили ее, всецело завладев Мехманом.
— Мехман, дорогой, не забудь, что Зулейха немного избалована. Я ничего для нее не жалела. Смотри, чтобы она не заболела.
А тетя-секретарша прерывала сестру и, то трогая пуговицы на белом пиджаке Мехмана, то дергая его за рукав, говорила:
— Я попрошу разрешения у профессора — он мне не откажет — и в августе приеду к вам погостить на недельку. Хочется полюбоваться на ваше счастье, на ваши поцелуи. Но если что-нибудь случится, дай мне знать, я прилечу, как птица Зумруд. И потом, не унывай, Мехман, если по работе у тебя будут неприятности. Вы с Зулейхой мне самые родные. Если даже у вас будет ко мне просьба, большая, как гора, я все равно ее выполню. Слава аллаху, я имею влияние в аппарате. Вы ведь знаете, Мехман, дорогой мой, что заместитель Абдулкадыр наш человек, он зять моей двоюродной сестры.
Зулейха чуть насмешливо улыбнулась и сказала тетке:
— Большое спасибо. Но я надеюсь, нам не придется беспокоить вас. Мы ведь не маленькие. И потом, наша мать с нами.
Шехла-ханум посмотрела на Хатун, стоящую с растерянным видом около вещей. Громкий голос возвестил по радио, что посадка начинается. Бедная Хатун вздрогнула. Люди двинулись к вагонам. Шехла-ханум поцеловала сперва Зулейху, потом Мехмана, наконец, повернулась к Хатун:
