А ведь они не сразу вычислили причину!
Вздрогнула.
— Оля, ты бледнеешь. — Он взял мою ладошку и мягко сжал. — Эй, скоро все завершится. Все хорошо.
Во всем виновата я, это был мой суп, что была моя идея с госпитализацией, и это я подставила его под ножи хирургов, а что если…?
— Оля, прекрати истерить. — Попросил Алек. — Мне не доставит удовольствия бить по щекам, такого специалиста как ты. Слышишь?
— Слышу. — Я проморгала слезы и, сипя, призналась, — никогда не думала, что мои профессиональные качества способны защитить от избиения.
— Так не наотмашь же!
— А вдруг увлечешься?
— Не увлекусь. — Карий взгляд стал обволакивающим и бархатистым. — Хотя, кто знает…
— А Сережа знает?
— С ним я не увлекался, мы в детстве если и дрались то вместе и против кого-то, а не друг с другом.
На мое шмыганье носом Алексей отозвался мгновенно и протянул салфетку: — Он будет как новенький.
— Мугу. — Беру салфетку, вытираю слезы и только сейчас замечаю, что моя левая кисть, захвачена его рукой. Столько времени рядом сидим, а я захват только сейчас заметила. Кошмар…
Попыталась вернуть свою руку.
— Не пущу. — Ответил на полном серьезе. — Можно я еще немного подержусь…
— Почему? — я подняла взгляд и вновь ощутила, как сердце вздрогнуло. Он не улыбался, а просто внимательно смотрел на меня, словно бы изучая, или же как это делают люди, когда они стараются запомнить лицо нового встречного.
— Мне страшно. — Доверительно сообщил Алек.
Ему не было страшно или же неуютно, о чем он предупредил при моей второй попытке вернуть руку. Заявил, что я обхожусь и одной правой, а левую — должна оставить ему для моральной поддержки. Вдруг потребуется кровь сдать, уколов он боится, к тому же давно не ел, значит, обморок ему обеспечен.
А чтобы не отвлекалась на такие пустяки, как ладошка в захвате, не объяснив, чего же он боится больше: уколов или обморока, стал рассказывать о «тяжелом». Точнее, о ратном детстве младшего брата. Наверное, чтобы мне было с чем сравнивать эту ситуацию.
— В девять лет он сломал ключицу. Упал с дерева у бабушки в Днепропетровске.
Я недоуменно на него воззрилась, деревьев в моем детстве тоже было много, но так неудачно упасть уметь нужно.
— Это была пятнадцатиметровая плакучая ива, и упал он с верхних веток, какие-то даже сломал.
— Пятнадцать метров?
— Наверное, с десяти все же. Но это еще не самое страшное, — он ободряюще улыбнулся. — В двенадцать младший получил трещину в запястье левой руки.
— Как?
