В один день, когда мы с Лемом вернулись после конной прогулки, миссис Дорслоу исчезла.
- Вы ей надоели, - небрежно ответила матушка, когда я и брат в слезах прибежали к ней.
После того инцидента няни задерживались у нас недолго: три месяца максимум. Все попытки сдружиться с нами заканчивались провалом. Мы больше не хотели привязываться, мы не хотели ещё раз испытать ту боль потери и обиды на близкого человека.
- Ринальдина, где ты витаешь? - холодный голос заставил меня вздрогнуть. Я моргнула несколько раз, возвращаясь из воспоминаний.
- Прошу простить меня, мама, - смиренно произнесла я и опустила глаза вниз.
Миссис Тарин недовольно фыркнула и продолжила о чём- то разговаривать с папой.
- Кажется, папа недоволен, - шепнул мне на ухо Лем, щекотя своими светлыми кудряшками. - Я слышал крики, когда проходил мимо его кабинета.
- Ты подслушивал?
Лем оскоблено на меня посмотрел. Это выглядело настолько забавно, что я не удержала улыбки.
- Вот ещё, - буркнул он. - Но думаю, сегодня будет семейный совет.
- Семейный совет? Зачем?
Лем пожал плечами и сжал мою похолодевшую ладошку. Где-то внутри поселился червячок. Надеюсь, мои догадки окажутся неверны.
Какой же я была наивной...
Мистер и миссис Тарин славились своей правильностью. Кто-то называл их снобами, кто-то зарвавшимися аристократами. Возможно, они были правы. Мы жили на Шренгенской улице, в большом идеальном особняке среди таких же идеальных домов. Мистер Тарин, высокий мужчина с рыжими усами и бородой, любил читать газету по утрам, а миссис Тарин предпочитала более достоверную по её мнению информацию - досужие сплетни.
Мой отец имел пару широких виноградников к югу от Эфириума, процветанием знаменитого Таринского виноделия в немалой степени способствовала политика свободной торговли с другими государствами. У нас имелось всё, чего только можно было пожелать: деньги, сила, уважение. Не было одного: любви.
Я всегда удивлялась, как дружелюбный и добрый папа смог полюбить холодную Эмилию, мою маму. На этот вопрос в детстве мистер Тарин лишь рассмеялся, клюнул меня в щёку и сказал, что у любви нет ответов. Мне казалось, что со временем сердце моего папы будто зарастает невидимой ледяной коркой. Его глаза, когда-то пронзительно голубые, потускнели и превратились в две льдинки, под стать сердцу. Он всё чаще стал ходить хмурым и отстранённым, и я не находила этому объяснения.
Когда курьер приносил письмо с приглашением придти на бал, а их было немало, так как наша семья была желаемым гостем любого мероприятия, я считала дни до него. Тогда я могла получить иллюзию счастья. Матушка заказывала красивые пышные платья у одной достопочтенной миссис Горгор, как она мне говорила, известной портнихи, и заплетала мне волосы, даря столь редкую ласку. Когда она наносила духи на шею и немного на запястья, наклонялась столь близко, что я ощущала исходившее от неё тепло. О Тьма, как же мне хотелось её обнять.
