— Ну, принес водки? — наседали с вопросами, и кто- то уже схватился за рюкзак. — Елки-палки, пустой! Ни одной бутылки!
— Понюхайте хвост! — окрысился Саломэки. — Водки вам подавай! Как это вы еще не спрашиваете, не принес ли я вам девку в рюкзаке!
— Ха, чего ты, собственно, раскричался?
— Оставьте человека в покое! — вступился Ниеминен. Ему повиновались без возражений. Кулаки его здесь пользовались известностью. По всему учебному центру до сих пор еще ходили рассказы о том, как он в вагоне расправился с тремя парнями.
Но Виено Саломэки никак не желал успокаиваться. С черно-лиловым синяком на глазу и со вспухшей, треснувшей губой, он был страшен и кидался на всех с остервенением:
— Сейчас я вам рожу вина! Разевайте рты пошире!
Ниеминен пытался его успокоить, и тот уж было притих, но, когда сам же Ниеминен неосторожно спросил, как прошел отпуск, Саломэки опять взорвался:
— Попробуй угадать, что было и как!
Ниеминен смотрел изумленными глазами то на Саломэки, то на Хейккиля.
— Чего же мне отгадывать?.. Хорошо небось… встретился с Лийсой…
Саломэки вдруг помрачнел, посерел лицом и выбежал в коридор.
— Что с ним стряслось? — недоумевал Ниеминен.
— Ему крепко набили морду, — сказал Хейккиля.
Может, у него сотрясение мозга? Он как будто помешался. Пойдем-ка за ним. Они нашли Саломэки в уборной. Он сидел на стульчаке и яростно курил огромную самокрутку. Вошедших как будто не заметил. Ниеминен посмотрел на него, наморщив лоб, и начал издалека:
— Слушай, Виено, ты завтра же пойдешь к врачу на прием насчет своих ног. Назначат какое-нибудь лечение.
Никакого ответа.
— А так ведь недалеко и до заражения крови.
— Пусть хоть сифилис!
— Ну, как знаешь.
Помолчали. Наконец заговорил Хейккиля.
— Ты что, дрался или упал?
— И то и другое! — Лицо Саломэки исказила гримаса. — Я был у одной шлюхи в спальне, получил по зубам и скатился по лестнице. Хватит с вас? Довольны?
Тут уж Ниеминен задышал тяжело. Он разозлился так, что готов был ударить Саломэки. У приятеля невеста, с которой он обручен, а он ее обманывает, едва лишь случай представился! Сам Ниеминен был образцом верности и не понимал такого скотства. Поэтому он и возмутился:
— Правильно сделали, что дали по зубам! Мало только дали, надо было врезать посильнее!.. Я от тебя этого не ожидал! Бедная Лийсау связалась с таким козлом!
Но Саломэки, по-видимому, нисколько не раскаивался. Вдруг он засмеялся. Правда, как-то странно: не то смеялся не то плакал. Потом простонал, как раненый олень:
