Он помолчал немного, осторожно переступая больными ногами, и потом добавил, как бы подкрепляя высказанную мысль: — Я думаю, что он заслужил его больше, чем кто другой..
* * *
В казармы пришли только под утро. Охромевшие тормозили движение колонны. Некоторые делали это даже нарочно. Казарма была, именно: тем местом, куда они меньше всего стремились. Опять будни службы, опять осточертевшая муштра. Во втором взводе второй роты будни службы начались сразу же. Младший сержант Пуллинен построил их, едва державшихся на ногах от усталости, между рядами коек, а сам расхаживал взад и вперед по проходу и долдонил:
— Вы воображаете, что теперь начнутся вольные денечки. Ошибаетесь, голубчики. Вы думали, в темноте можно делать что угодно — все равно никто не видит» Опять ошибка. Вы не маршировали, а тащились, как сонные мухи. И кроме того, вы разговаривали в строю… Егерь Хейно! О чем вы говорили?
Пуллинен, подойдя к Хейно, вдруг круто повернулся и стал перед ним как вкопанный. Он слышал кое-что из их разговора, и в нем окрепло подозрение. Пуллинен был почти уверен, что капрал Алатало пострадал за него. Просто случайность, что он остался невредимым. Но он еще не знал, как все это произошло. Дневальный Кууси сто уверял, что Хейно, Хейккиля, Саломэки и Ниеминен пришли и доложились. Да ведь он сам тогда справлялся по телефону. Но все же подозрение не покидало его. Четыре дружка, наверно, как-нибудь обманули дневального. А может, и он с ними в сговоре? Это, правда, маловероятно, но не исключено. Во всяком случае Пуллинен решил проверить свои подозрения и сверлил глазами Хейно. Ему пришлось задрать голову, чтобы заглянуть в лицо этого верзилы. О, господи! Егерь опять набил себе рот сухарями!
— Опять у вас полон рот! Почему не отвечаете? О чем вы там говорили?
Хейно кое-как проглотил сухарное месиво.
— Ни о чем, господин младший сержант.
От усталости ответ его прозвучал сипло и настолько не по-военному, что Пуллинен даже онемел на какой-то миг: Ведь врет же, врет, окаянный, нахально врет в глаза своему начальнику! И Пуллинен придумал для него суровое наказание. Хейно устал, ноги у него, конечно, стерты. И младший сержант, злорадствуя, заорал:
— С винтовкой и с полной выкладкой бегом вокруг казармы, пока не скажу стоп, — марш, марш!;.
Хейно напрягся, как будто вот-вот бросится на Пуллинена, но потом все же повернулся, вскинул рюкзак на плечи и направился к двери. У выхода он Оказал, не повернув головы:
