И мне стало до щемления стыдно, что привел цвет сибирской литературы в эту, с позволения сказать, – «атмосферу». Однако голодному «цвету», кажется, было всё равно. Их обескураживало только отсутствия выбора среди салатов. Курица исчезала. Мы гуртились у единственного свободного столика с краю, насыщаясь и попутно обсуждая тяготы конференции. Коллеги сокрушались по поводу ещё предстоящего плотного графика и в чём-то завидовали мне, вполне законно сматывающемуся с мероприятий за билетами. Но, тем не менее, контрастируя с нынешними завсегдатаями, не складывалось ощущения дружелюбного общения и уюта. Попутно звонили на сотовой организаторы, поторапливая и напоминая, но мне всё больше становилось наплевать. Постепенно ускользали разговоры коллег. Откуда-то выскорлупливалась абсурдная связь между «я не хочу с тобой жить» с недобрым взглядом неряшливой тетки за буфетной стойкой. Словно моя бывшая жена оказалась виноватой в превращении милого кафе в забегаловку. Или, что более вероятно, каким-то образом это я пинал дверь настолько сильно, что вывернул реальность наизнанку. Невольно пытался уловить движение в проёме служебного входа, ожидая, что вынырнет оттуда белоснежный высокий служитель в очёчках, осыплется грязь с витражей, и под крики «Розыгрыш!» ворвутся к нам все, кого я любил. Друзья, жена, молодые, покончившие с собой поэты, дружелюбно похлопывающие по плечу мэтры, любовницы, дочь с сыном, и – пусть – даже знакомец из медвытрезвителя.
Я так был к этому готов, что когда через секунду ничего не произошло, почувствовал, что могу зажать рот и выпучить глаза, как мультяшный инопланетянин Кузнецов из детства. Поэтому, пробурчав что-то про «покурить», покачиваясь направился к выходу. И едва не заверещал, как в фильме ужасов, когда один из алкашей почти нежно придержал за рукав. Худой, небритый, в толстых линзах, он прошептал: «Мужичок, дай сколько не жалко, а?». От отвращения я дёрнул рукой, вырываясь. Даже хотел сказать что-то обидное. Возможно, дать по морде. Возможно, получить. Уже не важно.
Но он привёл свой последний аргумент. От удивления вытаращившись, автоматически выгребая из кармана на стол, что есть: пару десяток с мелочью, я разглядывал его, соображая, что меня изначально взбесило. Прося, он не смотрел на меня. Куда-то мимо. И теперь, шепча: «Благодарю, благодарю», шарил мимо денег, торопливо скользя пальцами, словно старый тополь высохшими ветками. Даже за толстыми линзами сгорбленный, облезлый человечек, сказавший «А я когда-то поваром здесь работал», был почти слепым.
