– Ты откуда? – тоном, которым материл родственника, спросил Астафьев. Услышав ответ, спросил спешно: «Витька Баянов жив?».
– Он главный редактор у нас… – замямлил. – Дней пять назад его видел.
– Проходи, – Астафьев развернулся, прихрамывая, исчез за воротами.
Он вообще двигался как-то однобоко, скособочено. Это потом я узнал, что у него не видел один глаз, и сухая рука. А тогда его перемещения по двору мне показались странными и неловкими. Невежливыми даже, потому как, знакомясь, он не подал руки. Выложив на стол, уютно примостившийся между деревьями, подарки со словами «Это вам наши передали», хотел добавить, что там и моя книга есть, но почему-то промолчал.
Прохладно, если не сказать – небрежно, Виктор Петрович, продолжая опираться на костыль, что при его массивной фигуре более напоминал трость, переложил пару-тройку книг, не заглядывая внутрь, где ему исписали пожелания и выражали любовь, и уставился на меня, чуть шевеля губами, словно вспоминая. Видимо – вот он! – ожидаемый рентген, шаманство и мудрость. Внутренне я изготовился, что сейчас меня далеко пошлют или, в лучшем случае, попросят передать привет Баянову. Если на то пошло, я ранее не только не знал, где живёт Астафьев, но и слабо представлял его внешне. Старик передо мной походил на свои фотографии в книгах только паутиной морщин и, словно плохо оттёсанным, гранитным подбородком. «Одним взглядом опустит» – вспомнился Кердаш, и, понимая, что терять более нечего, вперился классику в глаза, где, на удивление, обнаружил абсолютное молодое озорство, слегка подёрнутое лукавинкой.
– Как, ты сказал, тебя зовут? – выдал Астафьев. Следующей фразой, судя по этим глазам, могло быть: «Ну и бабское у тебя имечко!».
– Стреклинский. Женя, – почему-то захотелось ему рассказать, что это не моя настоящая фамилия. Та, настоящая, ещё могла бы произвести впечатление…
– Знаешь, Женя, у меня нога болит, – сквозь зубы, словно извиняясь, выдал классик. – А выпить хочется, пока бабка не видит. Ты бы не мог мне в погреб за помидорами слазить? А то – закусить нечем. Я бы сам, но вот – нога… – и постучал костылем по лавочке.
Райцентровский паренек, я прекрасно представлял себе погреба. И у нас в доме был, и в гараже, и у родственников, поэтому не увидел в просьбе ничего странного.
– Конечно, Виктор Петрович. А где он у вас?
– Пойдём, пойдём, – засуетился Астафьев, и при всей своей однобокости в движениях на удивление шустренько припустил за дом, где оказалось крыльцо.
