«Блэк, — вздохнула я. — Я разберусь с этим. Я обещаю… тебе не нужно сюда выходить».
Он не ответил, но я ощутила импульс его непоколебимости.
Я вновь сфокусировала взгляд на коридоре и обнаружила, что Ник, Энджел и Глен снова уставились на меня. Я видела в глазах Ника и Энджел дополнительное понимание, сообщившее мне, что они скорее всего догадались, что значил мой взгляд в пустоту.
— Блэк идёт, — объяснила я.
Я ненадолго забыла, что мой комментарий, вероятно, озадачит Глена. Увидев это недоумение в его глазах, я отбросила это в сторону.
— Слушайте. В квартире бардак. Вероятно, он не захочет, чтобы вы входили.
— Почему там бардак, док? — спросила Энджел.
Я посмотрела на неё. Несколько секунд я пыталась придумать ответ, но мой разум опустел.
Прежде чем я сумела подобрать слова, дверь позади нас внезапно открылась.
Я повернулась вместе со всеми.
Там стоял Блэк, голый по пояс и одетый в тёмные штаны. Его ноги были босыми. Он выглядел практически так же, как при нашей первой встрече здесь, то есть вне полицейского участка. Когда я нашла его в Париже, его волосы были подстрижены по-военному коротко, но теперь немного отросли. Он брился почти каждый день после нашего возвращения, даже забурившись там со мной, но теперь на нем красовалась пятичасовая щетина, а его золотые глаза выглядели нечеловечески ярко, но возможно, лишь для меня.
Тату штрих-кода выделялось на его руке рядом с толстой чёрной буквой S. В какой-то момент за последние дни он сказал, что эта комбинация называлась татуировкой «расовой категории» в мире, где он был рождён.
Та, что он носил, определяла его как видящего[1] — в смысле, не человека.
Она также определяла его как собственность.
У него были и другие татуировки, как я обнаружила. Вероятно, будет лучше, если я не стану думать об этих татуировках прямо сейчас, учитывая, что большинство из них скрывалось под брюками.
И все же мой взгляд опустился по его обнажённому торсу. Его мускулистая грудь была до странного совершенной, даже нечеловеческой, теперь я это знала. Он все ещё носил лёгкую повязку на зашитой проникающей ране в боку — за ней я старалась следить, учитывая, насколько одурманенно мы себя вели и какими энергичными были некоторые наши действия. Я меняла повязку каждый день, очищала рану, дезинфицировала, но по правде говоря, я поражалась тому, как быстро она заживала.
Блэк сказал, что это во многом связано со мной и количеством «света», который мы разделили.
