Перейду к самим лекциям о Лейбнице. Делёз прочел два лекционных курса о Лейбнице – четыре лекции в 1980 г. и гораздо большее их количество в 1987 г.; не все магнитофонные записи дошли до нас. Что же касается дошедших до нас записей, то они зачастую представляют собой беспорядочные обрывки. Есть места, где то, что, скорее всего, было прочтено раньше, попало в конец лекции, и наоборот. Много неразборчивых мест, в которых приходится делать конъектуры; там, где в оригинале стоят вопросительные знаки, мы пишем [нрзб.]. Два фрагмента представляют собой части лекций, прочтенных позже, и поэтому их пришлось выбросить. В лекциях обращает на себя внимание живой разговорный язык и непрерывный, страстный диалог с аудиторией, обилие вопросов и восклицаний. Так, Делёз всегда обращается к слушателям со словами: «почувствуйте, что…», а не «поймите, что…», взывая прямо-таки к чувственному усвоению непреклонно проводимых им идей. Он понимает, что студенты, к которым он обращается, обладают не ахти какими знаниями, и говорит: «Некоторые из вас, наверное, слышали о Бергсоне…» Лекции несравненно эмоциональнее, нежели их переработка, книга «Складка. Лейбниц и барокко». Интересно, что в первом цикле лекций ни о каком барокко речи нет; их идейной доминантой скорее служит сравнение Лейбница с Кантом – конечно, в пользу Лейбница, хотя идеи Канта Делёз признаёт и не отметает столь же безоговорочно, как картезианство. К своей излюбленной мысли о двух барочных этажах, проницающих собой материю и дух, Делёз обращается только во втором цикле. С неукоснительной строгостью он «прошивает» своей излюбленной триадой «складка – сингулярность – событие» чуть ли не каждую высказываемую мысль…
Делёз использует не так уж много сочинений Лейбница. Фактически он анализирует лишь «Теодицею», «Монадологию», изредка – «Новые опыты о человеческом разумении», и еще новонайденные письма – вроде письма к де Боссу. Но и взятых отрывков ему достаточно для того, чтобы выстроить не только свою концепцию Лейбница, но и собственную теорию мироздания.
В связи с этим любопытно взглянуть, как он отвечает на вопросы слушателей, пытающихся, по его мнению, «отвести его в сторону». Так, кто-то спрашивает его о событии по Фернану Броделю – на что Делёз отвечает в том духе, что как историк Бродель прав, но мы не историки, а философы. Когда же Изабель Стенгерс пытается вывести Делёза на разговор о новейших физических теориях поля, тот опять сворачивает в накатанную им колею – «ближе к Лейбницу».
