— Сука, — произнес я и занес руку, чтобы ударить ее.
«Стоп!!! — заорало что-то у меня в голове так громко, что я чуть не наложил в штаны. — Оставь ее! Оставь!!!».
Не знаю, какая половина моего «я» так убийственно гаркнула мне в ухо — та, что вечно хочет зла, или та, что выросла на манной каше и мультиках, — но я почему-то согласился с ней.
Камера была спрятана в тумбочке под столом.
Мы решили прощаться со Светиком дома, в нашей квартире. Все-таки она этот дом любила…
Большую часть времени гроб был закрыт. Впрочем, пока он стоял в гостиной на двух табуретах, а крышка лежала у стены, я мог отогнуть простыню и посмотреть любимой женщине в лицо, но никакая сила в мире не могла заставить меня сделать это. Я уже был в курсе относительно обстоятельств автокатастрофы и примерно представлял себе, в какую мясорубку угодила моя девочка.
Для меня вдруг перестали существовать все наши распри, скандалы, вражда, недопонимания. Я безумно хотел, чтобы она встала сейчас из гроба, стряхнула с себя оцепенение и, взглянув на меня из-под бровей, сердито прокричала: «Вавилов, сволочь, ты где опять был, засранец, я все морги обзвонила?!». Клянусь, я расцеловал бы ее…
Мы сидели в комнате — я, моя несчастная мама, убитые горем родители Светланы — и смотрели на белую простыню. Временами мы переводили взгляд на растущую у стены гору цветов — это подходили многочисленные друзья Светланы, ее давние знакомые, которых я даже не помнил, ее дальние родственники. Все это не могло продолжаться вечно, все это когда-нибудь должно закончиться. Скорее бы.
Я вышел во двор, закурил. Вокруг подъезда собралась толпа соседей, друзей Светы и просто зевак. Ко мне почти сразу подошли двое в штатском. Я их узнал не без труда.
— Здравствуйте, — смущенно произнес капитан Баранов, протягивая руку. — Примите мои искрение соболезнования. Мне действительно очень жаль.
Его напарник, тот же белобрысый шкет, что навестил меня в первый раз, молча и вежливо кивнул.
— Спасибо, — ответил я. — У вас есть какие-то новости?
— Нет. Мы будем ждать новостей от вас, если позволите…
Я пристально всмотрелся в его глаза. С одной стороны, он сочувствовал мне вполне искренне, и у него не было серьезных оснований мне не сочувствовать. Но с другой стороны, вся эта история замыкалась исключительно на мне, у парней не было больше ни единой зацепки. Капитан смотрел на меня с сочувствием… и с аппетитом. Так французский фермер смотрит на своих молодых гусей, ожидая, пока их печень достигнет надлежащих размеров.
