Он не закончил фразу, но и так было понятно: если дома плачут голодные дети, а закрома обители набиты по самую крышу, даже мирные крестьяне возьмутся за вилы и топоры и ворота вынесут, как пить дать.
— Странно это, — пробормотал Чарим. — Может, дело в другом?
— Кто его знает… Ладно. Небось доберемся до дома, — Вител угрюмо посмотрел на нас. — Но пайку придется урезать. Людям, само собой, так что… Ленни!
— Чего?
— Кидай в котел хоть змей, хоть лягушек, разрешаю. Не до жиру, быть бы живу!
— Найду — кину, — согласилась я. — Но вот грибы и коренья, если что, сами разбирайте, я здешних не знаю.
Он кивнул и уставился в костер.
Прочесть мысли Витела было проще некуда: до перевала уже рукой подать, и он рассчитывал дать людям и животным передохнуть немного перед сложным переходом. Раньше-то об этом можно было не так заботиться, на землях рода Сайтор путника всегда бы приютили и обогрели, но теперь… Теперь оставалось рассчитывать только на удачу. Если бы я умела, я бы поворожила, но увы — все, что я могла, так это состряпать что-нибудь и не лезть с вопросами, а то так вот попадешь под горячую руку…
Мы уже обиходили животных и сели ужинать, когда к нашему костру бочком-бочком подобрался незнакомец.
— Люди добрые, — завел он дрожащим голосом, — не дайте скитальцу пропасть, поделитесь хоть глоданой косточкой, хоть горелой корочкой, век благодарен буду…
— Ты столько не проживешь, — фыркнул Чарим. — Чего тебе возле обители не сидится? Все странники там, иди подожди, может, вынесут вам чан помоев!
— Прогнали меня оттуда, господин, — ответил тот и чихнул, обхватив себя за плечи. И то, вечер выдался на редкость холодным, а одежонка на страннике была — заплата на заплате. — Слишком много болтаю, значит. Такого, чего они слушать не желают… Обещали побить, если вернусь, а я и так уж хромаю, и рука не подымается…
— Садись к огню, убогий, — мрачно сказал ему Вител. — Ленни, там осталось чего-нибудь в котле?
— Ага, на донышке.
— Выскреби ему. Сам обойдешься, а то знаю я тебя: как котел мыть пойдешь, так небось вылизываешь!
— Будет вам над сиротой измываться… — пробурчала я, накладывая в миску остатки нашей трапезы. — Держи, странник.
— Благодарствую, добрые люди! — отозвался он и накинулся на немного пригорелую кашу. Похоже, этот человек уже давно не ел досыта.
— Ты жуй да заодно рассказывай, что приключилось, — сказал Чарим. — Мы уже которую неделю в пути, все вроде шло, как обычно, а тут будьте-нате, ворота заперты, о голоде говорят… В чем дело-то? Еще неделю назад ни о чем таком и слуха не было!
