— Да уж, теперь точно ясно, что ты из голодных краев, — пробормотал Вител.
— Ну-ка, дай попробовать, — протянул руку Чарим, и я охотно поделилась. — Хм… Нет, жареная саранча вкуснее, хрустит! Эти жесткие, как подметка…
— Матушка рассказывала, — произнесла я, прожевав, — где-то далеко на юге водятся улитки размером с мужской кулак Не мой, конечно, а вот как у Мака. Их нарочно откармливают сочными листьями, а потом запекают или жарят в масле с душистыми травами, и это считается деликатесом, вот.
— Лучше уж змеи, — искренне сказал Марон.
— Да брось ты! Будто никогда речные ракушки не собирал? — встрял Мак. — Они и сырые вкусные! А на морском побережье, я слышал, они не махонькие, как в реке, а во-от такие, с тарелку! За них большие деньги платят, а еще кое в каких жемчуг попадается…
— Про жемчуг я знаю, в речных он тоже бывает, только мелкий и неровный, но вот есть этих гадов… брр!
— А там едят и нахваливают. И ракушки эти, и всяких… забыл…
— Многоногов, — подсказал Вител. — Я раз пробовал — хороши! Но их надо уметь готовить, а то выйдет вроде этих улиток — не вдруг разжуешь. А есть еще твари вроде пиявок, но с руку длиной. Вот эти вкусны, особенно копченые…
— Словом, все полезно, что в рот полезло, — заключил Чарим и добавил справедливости ради: — И обратно не вылезло.
— Это уж точно. Помню я, как ты меня этим вашим тухлым кобыльим молоком попотчевал…
— Не тухлым, а квашеным, понимал бы что!
— Да уж, придумают же люди, — пробормотал Марон, выскребая миску. — Где-то, я слыхал, нарочно плесень на сыре растят, где-то вообще рыбу гнилую едят и нахваливают…
— Да пусть едят, что хотят, — пожал плечами Мак. Они были похожи, как братья, даже удивительно. — Пока мне такое насильно в глотку не засовывают, то и ладно, всяк волен сходить с ума по-своему, я так думаю.
— Ага, это ты об их вот законах гостеприимства не знаешь! — хмыкнул Вител и кивнул на Чарима. — Всю родню обойди, у каждого выпей плошку этой мерзости, иначе обидишь… Ух! Я все на свете проклял, думал, помру…
Они принялись вспоминать, кому в какую историю приходилось попадать, а я потащила котел к ручью, отмывать. Даже хорошо, что мне досталась такая работенка: руки мои, те самые, что предписывалось холить и лелеять в безделье (собаку не моги погладить!), уже не походили на девичьи. Размером, конечно, они все равно уступали юношеским, но зато были исцарапаны, ободраны, местами даже обожжены, а обломанные, не слишком чистые ногти довершали картину.
