Райгор ведь не сказал, что именно увидел, сообразила вдруг я. Просто серебряную маску? Или сквозь нее медленно проступили мои черты? И если так, о чем он подумал?
А еще… еще он говорил, что снежные оборотни способны притвориться кем угодно, принять любой облик. Так ли это? Например, если я представлю, что глаза у меня не темные, а голубые, как у княжны Айны, что станется с отражением?
Я смотрела, будто завороженная, как глаза мои меняют цвет, медленно, но верно. А если я еще представлю брови тонкой дутой, пухлые яркие губы, лицо не строгим овалом, а сердечком, то…
Позади скрипнула дверь, и раздалось ойканье. Я сдернула маску, спрятала в складках юбки и обернулась. К счастью, это была всего лишь Мадита, и она смотрела на меня как-то странно.
— Что это с тобой? — спросила я. — Твой друг обидел?
— Да что вы, госпожа, — покачала она головой. — Просто вошла — и показалось, будто перед зеркалом не вы, а княжна Айна сидит! Ну, в отражении немножко видно… Если б не волосы, я б и не признала!
— Наверно, померещилось, — ответила я, — темновато здесь.
— Я сейчас еще свечи зажгу, госпожа, — засуетилась Мадита, но я подняла руку:
— Оставь, уже спать пора. Лучше подай мне умыться. Да не молчи, рассказывай, что интересного творится в замке? Райгор вот меня зачем-то спрашивал, что стряслось с тремя девицами из свиты княжны, а я ни сном ни духом, не знаю даже, о ком речь… Ты ничего не слыхала?
— Ох… вроде бы захворали какие-то из них, а которые, я тоже не знаю, госпожа, — подумав, ответила она.
— Да? И чем же они больны?
— Не знаю, госпожа, слышала только, будто бы лихорадит их, знобит все время, никак не отогреться. А еще, — тут Мадита отвела взгляд, — сказывают, это вы их сглазили, а то и вовсе прокляли!
— Ну надо же такого напридумывать, — вздохнула я. — Уж если кого мне и надо проклинать, так не их, а…
— Тихо, госпожа! — прошипела она вдруг и заозиралась. — Не надо о таком вслух!
— Я знаю, что за мной следят, Мадита. Не только ты, уж конечно. А было б желание от меня избавиться, повод найдется.
— Пока старый князь жив, никто вас и пальцем не тронет, — едва слышно прошептала она. — Да вот только…
— Я помню, — сказала я и снова взглянула на свое отражение, зыбкое и призрачное в тусклом свете. — Он при смерти.
