Как только он задумывался об этом, вокруг него всё менялось, начинало переливаться новыми причудливыми красками. Коричневая почва под ногами становилась белее снега, облака трогала позолота, деревья наряжались в голубую листву.
Красота рвала его на части. И что самое удивительное — каждую секунду преображалась. Ни одна тычинка, ни одна частичка пыльцы нив одном цветке не оставались такими, какими они были мгновение назад. Всё вокруг успевало измениться тысячи, миллиарды раз, но общая гармония не была нарушена ни разу. Красота рождалась из самых простых и вечных вещей — из света и теней, воды и суши, облаков и деревьев, травы и камней. С каждой минутой ему, опустошенному счастьем, становилось все труднее созерцать, осознавать, чувствовать эту красоту. Тело его извивалось, как горячая спичка, не расставаясь ни с рассудком, ни с восхищением, рассыпалось в прах, который мог бы развеять ветер, чего он уже тысячу раз пожелал себе за это время.
И потом тоже…
Он вдруг догадался, что в любом изменении пространства, в самом воздействии на него красоты присутствует что-то, что шло от него самого. Что его мысли, движения, чувства преображают поля, пастбища, горы, водоемы. Он участвовал в создании красоты, и та без промедления обрушивала на него свою страшную месть. Она сковывала его тело, слепила глаза, проникала в легкие, вызывая удушье, добивалась полной победы над ним.
Внезапно Миг вспомнил, зачем он на этой планете…
Перья жар-птицы померкли в его глазах…
Теперь Миг хорошо понимал, что случилось с теми, кто побывал на этой планете задолго до него…
Над мягкими очертаниями холмов возникло сияние…
Ножом резанула мысль — бежать! Возникло щемящее чувство страха и одновременно какой-то вины…
Появившиеся в небе птицы с каждым взмахом крыльев удваивали свое число. Из одной птицы рождались две, затем их становилось четыре, восемь… С каждым взмахом крыла птица словно отрывала от себя половину.
Он стоял онемевший, ладонью придерживая рвущееся из груди сердце. Ему хотелось остановить дыхание, чтобы в легкие не врывалась красота здешней жизни, причинявшая острую боль.
…Целое облако одуванчиков пало к его ногам. Они мгновенно прорастали, начинали цвести, роняли пух.
То же происходило с другими растениями рассыпавшимися вокруг.
В груди бешено колотилось сердце. Казалось, оно вот-вот разорвется. Изо всех сил он прижимал его рукой, боясь, что оно вырвется наружу.
К горизонту поплыли алые облака…
Могучие деревья, покивав кронами, медленно оторвались от земли — он услышал треск вырываемых корней, шум осыпающейся земли. Деревья плавно поднимались все выше и выше. Стаей птиц они поплыли по небу, удаляясь в бесконечность. Наконец они превратились в черные штрихи на небосводе, в стаю распуганных ураганом чаек. Тени их метались по земле, преображая все, на что они падали, заставляя сиять или меркнуть, а красота нарастала лавиной, словно накапливалась в пространстве, сама себя засыпала сугробами и вырывалась из-под них еще более могущественная и неотразимая…
