— Но ведь вы всерьез туда не собираетесь?
— Нет. Я слишком труслив. Раб системы!..
— Я понимаю вашу боль. Помоги им Бог!
— Аминь, — ответил Соколов. — Аминь.
Микаевич поднялся, чтобы уходить. Он надел свое широкое пальто, взял шапку, но пока держал ее под мышкой. Инженер проводил его до дверей. Когда он на прощание протянул гостю руку, в его пальцах оказался маленький свернутый конверт. Соколов вопросительно посмотрел на техника. Тот казался смущенным.
— Это на свадьбу вашей дочери. Конечно, лучше подарить подарок, но я ничего не понимаю в обзаведении дома. Молодые найдут этим деньгам более удачное применение. Если мой жест кажется бестактным — я прошу прощения.
— Все в порядке, мой друг. Я передам ваши наилучшие пожелания. Спасибо, что не забыли.
— Хорошо. Время; я должен идти. Прощайте.
Но Соколов настойчиво попросил его остаться еще немного. Он поспешно скрылся в большой комнате и вернулся, держа в руках блестящий поднос, на котором стояли две рюмки водки. Мужчины взяли по рюмке, и инженер, вздохнув, поднял свою вверх, к высокому потолку гостиничного номера. Микаевичу показалось, что на глазах инженера выступили слезы, — если, конечно, это не был отблеск от чересчур яркого освещения, — подумал он, — или и то, и другое вместе. Соколов видимо искал слова. Из кармана его брюк выглядывал край конверта. Кончиками пальцев он засунул его поглубже.
— В конце концов начинаешь понимать, что ничто не стоит усилий — кроме любви. Так выпьем за любовь! За вечную любовь!
— За любовь, и за дружбу!
* * *
«Туполев» снижался, пронзая широкое полотно облаков. В иллюминатор Микаевич видел белоснежные вершины Урала. Чувство было такое, словно душа прикасается к вечности. Он не переставал думать о словах Соколова — о жизни вне бетонных стен, среди царства дикой природы. Что, если пропавшие в самом деле обретаются там? Макушки сосен, голубые артерии рек, скалистые громады, а между ними островки нежной зелени — все это в отсутствии человека хранило редкий отпечаток первозданности, а с высоты красота открывающихся картин казалась еще более величественной. Микаевич мысленно благословил будущие поколения. Его сердце исполнилось надежды. Теперь он точно знал: ни здесь, ни где-нибудь еще на земле нет такого места, где жизнь прекратилась бы навсегда.
Он закрыл глаза и незаметно заснул.
Я не люблю, когда мне врут,
Но от правды я тоже устал.
Я пытался найти приют,
Говорят, что плохо искал.
И я не знаю, каков процент
