Он потянулся рукой к ножу, и в этот момент монстр гибко прыгнул на него и ударил ногами в живот, так что паромщик едва не потерял равновесие. Девушка поспешно отступила за невысокую металлическую ограду и спряталась за статуей. Натиск был столь силен, что паромщик выронил свое лезвие. Концом разболтанного сапога его противник отшвырнул нож в серые кусты, что росли поблизости. Паромщик медленно выпрямился. Он не испытывал страха. Он знал, что если суждено произойти чуду, что если хоть раз в своей собачьей жизни он имеет шанс его сподобиться — то только сейчас. Разве он не поклялся отдать свою жизнь за нее? Зона просто не может допустить, чтобы все закончилось именно так. Невозможно, чтобы он умер таким образом, от этих рук. Исход непременно должен быть другим. Эта вера была столь сильна, а убежденность в своей правоте настолько непоколебима, что паромщик закрыл глаза и скрестил руки на груди. Девушка отчаянно выкрикивала его имя. Хищник был уже так близко, что паромщика касалось его смрадное дыхание. Внезапное смирение жертвы сбивало зверя с толку. Концом кремневого острия он провел по щеке паромщика, сдирая кожу с его не дрогнувших губ. Милиционера перекосило от ярости. Он ожидал увидеть на этом лице глухую пелену страха. Монстр занес руку, чтобы с раздирающим криком нанести последний удар, но остановился в нескольких сантиметрах от горла своей неподвижной жертвы. На наконечник его копья опустилась бабочка.
Сидя на заостренном камне, насекомое медленно опускало и поднимало крылья и не спешило продолжить свой полет. Лапки исполняли замысловатый танец на ребристой поверхности кремня, а милиционер заворожено глядел на цветовые переливы крыльев. Паромщик открыл глаза. Его противник теперь казался совершенным идиотом: как потерянный, он уставился на бабочку, словно пытаясь в матовом рисунке на ее крыльях прочесть какое-то послание. Легкий зуд на коже ноги отвлек внимание милиционера. По ноге, как по коре дерева, карабкалась колонна черных муравьев. Они старательно огибали ссадины и кровоточащие раны; часть насекомых уже добралась до края его трусов; на светлом полотне муравьи казались еще крупнее. Тыльной стороной ладони он попытался отбить атаку. Внезапно бабочка взлетела. Милиционер не отрываясь проследил взглядом за ее безмятежным порханием, пока она, удаляясь, не исчезла за статуей и окрестными зарослями.
Милиционер почувствовал, что в складках его белья что-то шевелится. Маленький красный скорпион взбирался по шву в районе бедра, за ним еще один — голубой, а следом третий, изумрудного цвета. Милиционер дико взвыл. Его пальцы лихорадочно пытались стряхнуть артроподов. Безумное отвращение сказывалось во всех его жестах, однако он по-прежнему сжимал в руке копье. Он вертелся и подпрыгивал, кричал как сумасшедший, тряс руками и ногами, так что в конце концов один из грязных сапог свалился с него. Все напрасно — твари держались крепко и висели на нем, как клопы на стене. К скорпионам присоединились и другие создания, столь же ярко окрашенные — тараканы, долгоносики, пауки невиданных очертаний. Все они карабкались вверх, цепляясь за кожу тонкими крючковатыми лапками, идя по пути, проложенному колонной муравьев, поднимаясь по торсу и позвоночнику, пока не оказывались на плечах своей жертвы. Милиционер пришел в еще больший ужас, когда заметил странное сходство между цветом хитиновых панцирей насекомых и фосфоресцирующими огнями живого стебля. Что касается паромщика и девушки, то они попросту не видели этого чудовищного зрелища. Вот насекомые достигли лица милиционера. Один скорпион проник под веко и исчез за глазным яблоком. Таракан скрылся в ушной раковине. Милиционер больше не мог сдержать припадка. Он кричал так, что, казалось, его легкие сейчас лопнут; при этом несколько пауков скользнули ему в горло. Наконец нашествие прекратилось, и монстр затих, накрытый внезапной нарколепсией.
