— Минутку, господа. Сначала я должен знать, что это.
— Ничего не бойтесь, милиционер. Это сыворотка, созданная в нашей лаборатории, — хитрая комбинация, чтобы не поддаться дурману. Пожалуйста, закатайте рукав до плеча, — сказал медбрат, постукивая пальцем по шприцу.
Милиционер повиновался.
— А оно работает? И откуда вы ее взяли, эту, как ее?
— Все это еще в стадии эксперимента, но результаты уже многообещающие. Мы составили этот антидот на основе множества изученных фактов заражения. Речь идет о некой смеси — или концентрате, если хотите, — всех известных препаратов, позволяющих защитить организм от агрессивной внешней среды. Доверьтесь нам. Лабораторные мыши в большинстве своем хорошо на него реагировали.
— Ого! Ну, тогда я совершенно спокоен.
Милиционер едва почувствовал боль от укола. Когда прозрачная жидкость побежала по его венам, он впервые задумался о серьезности своего поступка. Стоит ли все это труда? Зачем нужно мировое господство, если все равно предстоит умереть? И все же, несмотря на реальное ощущение опасности, он чувствовал в душе только жажду вознаграждения и хмель тщеславия. Во внутреннем кармане форменной куртки, у сердца, заботливо хранилась официальная бумага от канцлера — гарантия его безнаказанности. На боку висел револьвер в плотной кожаной кобуре. Старик сравнил одержимость дочери с фатализмом конкистадоров, которые, сжигая собственные корабли, уничтожали всякую возможность для страха и сожаления. Но не таков ли он сам, милиционер? Ему пришло на ум, что беглецы наверняка испытывали те же сомнения, что обуревают сейчас его, а значит не следует ими пренебрегать — они станут их общим гидом, крепкой связью, которая соединит его и тех двоих в пути по этой опасной территории. Вплоть до неизбежной встречи — неотвратимого момента, когда им придется столкнуться лицом к лицу.
Велосипед катил по грунтовой дороге, что сперва вилась вдоль стены, а после свернула в зеленую тень густого леса. Паромщик жал на педали изо всех сил. Девушка была поражена многообразием форм и цветов, которое открывалось ей здесь и там, под кронами деревьев, в глубине этого мира плотной листвы и узорной коры, этого королевства крохотных насекомых, иногда очаровательных, иногда жутковатых — сборище летающих созданий, двурогих или нитевидных, едва заметных, но чьи стремительные движения заставляли ее вздрагивать. Все шло замечательно. Паромщик представлял себе ее изумление и не спешил прерывать ее первую встречу с внешним миром. Сам он тоже наслаждался редким зрелищем, что представало перед ним, но иначе, чем его спутница, потому что для него оно не было открытием: он знал все это уже давно. И все же, хотя он бережно хранил в памяти эти образы, помогавшие ему выносить мрачность городских улиц, каждый раз он с удивлением обнаруживал что-то новое: то ему казалось, что вон та рощица выглядит иначе, то он находил новый оттенок в игре света или в той далекой дымке. Он чувствовал, что его восприятие зоны становится чище, обостреннее, и это ощущение только возрастало по мере того как смутные воспоминания о городе и о тоскливой жизни в нем неудержимо исчезали, сметенные пьянящим дыханием зоны.
