Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной | страница 90

Она не знала, что по ее следу уже идет старость.

Кокаин и алкоголь дали ей много, но взяли свое. Прежние любовники забыли о ней, и их вещи перестали кормить ее кровью.

Ее лицо постепенно стало похоже на тесто, а ноги раздулись. Она уже не пела, а раздевалась, показывая тяжелые рыхлые телеса редким извращенцам, но и те становились скупыми. Она продолжала раздеваться за всё меньшие деньги, и оставалось всё меньше мужчин, которые хотели глазеть на слоноподобную женщину с алчным взглядом. Она стала огромна и морщиниста, еле влезая в свою кожу. Из всех имен к ней приросло одно: Жужа. Наконец, она встретила Павлина, сокращенно — Павла.

Я любил всех женщин, видя в них одну.

Голод, который оставила мне мать, до сих нор ест меня изнутри. Меня уже нет в живых, во мне не осталось уже ничего, что могло бы болеть, но он дергает последнюю живую струну где-то там, в закоулках сердца. Моя мать, боясь испортить фигуру, не давала мне сосать свою грудь, это был первый в моей жизни отказ в любви, дальше жизнь пошла наперекосяк.

Когда мне встречалась девушка, которая затрагивала что-то во мне, я прежде всего страстно желал видеть и целовать ее груди. Но именно этого же я смертельно боялся, и так отчетливо представлял себе отказ, что он становился почти неизбежен.

Впоследствии я понял, что мое разбитое в детстве сердце выбирало именно тех девушек, которые напоминали мать. Они были жестоки, насмешливы и равнодушны ко мне, и, главное, я не знал путей, ведущих к их телам. Я терял дар речи, когда надо было с ними заговорить, я терял дар жеста, когда надо было к ним прикоснуться, я был неуклюж и растерян, маскируя это грубостью и надменностью. Измотанный непрекращающимся влечением, я готов был физически наброситься на свою мечту, чтобы взять ее силой, но не представлял, что же буду с ней делать после того, как порву застежки платья.

В полном ужасе я воображал, как жертва обольет меня презрительным парализующим взглядом матери, как я вместо насильника превращусь в слабого и жалкого неудачника, я был готов, скорее, умереть, чем пережить это.

Однажды меня позвали в гости двое полузнакомых парней, мы сидели вечером за мадерой, я чувствовал на себе их взгляды и почему-то хотел опьянеть всё больше. Когда один из них, подливая мне вина, заглянул в мои изголодавшиеся по человеческому вниманию глаза, я почувствовал, что согласен, сам еще не зная, на что. Они называли друг друга Алчи и Арчи и были похожи, как животные одной породы. В их жестах было что-то обезьянье, и опьяненному сознанию это было приятно. Они полны были нежности ко мне, и я затрепетал, когда Алчи поднес бутылку к моему бокалу, а губы к мочке моего уха.