Смерть и приключения Ефросиньи Прекрасной | страница 2
Я часто говорю о себе в мужском лице и о мужчинах в женском. Я люблю кислое, когда оно в сладком. Я люблю всё большое и всё маленькое. Я ем мел, откусывая прямо от куска. Я ненавижу школу за то, что меня там заставляли быть как все. Я люблю спать, есть, гулять, обниматься, наряжаться и учиться делать то, чего не умею. Питаюсь я вкусными книгами и фильмами. Когда я съедаю вкусную книжку, это по ней видно: она вся изжевана, интересные места подчеркнуты, обложка истаскана, на буквах следы зубов. Если бы я сама написала книгу, это была бы «Сто лет одиночества».
Ныне я близорука, длиннонога, самолюбива, легкоранима, жизнерадостна, злопамятна и легкомысленна. Остальные сложные слова с двумя корнями тоже ко мне подходят.
Когда прохладно, хмуро и дождь, мне легко дышится. Я пью крепкий чай, хожу по краю тротуара мимо луж и читаю перевернутые заголовки нелепых газет соседей по вселенной. Когда жара, я теряю равновесие, с трудом просыпаюсь и засыпаю, прячусь за окнами, занавешенными фольгой, и вспоминаю о недочитанных листочках с планами.
Обычно я занята тем, что живу, а остальную часть времени посвящаю этим заметкам. Мне импонируют люди тем, что у них носы. Еще вы очень забавно ходите на двух ногах.
Ефросинья смотрела в зеркало на свое лицо и увидела, что у нее вместо обычных, светло-русых, черные волосы. Она подумала — может, лицо чужое? — вгляделась в черты. Глаза, щеки, подбородок, нос оказались самые что ни на есть свои. Усилием воли она попыталась вернуть волосам цвет, но ничего не получилось. Возникла мысль, что она похожа на молодую ведьму. Под влиянием опасного импульса, смеси любопытства и шалости, Ефросинья начала с напряжением вглядываться в отражение. Оно невидимо задрожало, в нем понемногу начали меняться облики, будто маска за маской. Все они были она.
Следующей накатилась волна хищной женской красоты, потом — страшное лицо старухи. В несколько секунд мелькнул ряд лиц, всё более жутких, и наконец открылось последнее — до такой степени ужасное, что сердце болезненно сжалось и дыхание перехватило. Было ощущение, что она сделала что-то запретное, зашла за какую-то черту. Она судорожно перекрестилась, плохо слушающейся рукой во сне, потом наяву, и тут же проснулась в поту, с бьющимся сердцем. Немного полежав, чтобы успокоиться, она встала и умылась под старинным медным рукомойником. Потом легла обратно, вспоминая себя настоящую.
Она окончательно проснулась, повалялась немного в кровати, завернулась в платье из крыльев бабочек, поцеловалась с зеркалом и вышла на крыльцо посмотреть на слепящий солнечный свет.
