Достанет ли у вас сил передать им мое благословение — не знаю. Но так хотелось бы надеяться. И я надеюсь, не боясь упреков в тщеславии, ибо человек, полюбивший мои воспоминания, разделял мою надежду.
Безвременно ушедший от нас доктор Карпелес, добрейший и ученейший человек, написал мне два письма, второе незадолго до смерти.
Быть может, его пером водила простая учтивость по отношению к очень старой женщине, но я все-таки позволю себе привести их.
Берлин-Вест, 25.1.06. Курфюрстенштр. 21/22
Уважаемая милостивая государыня!
Я сразу же и с большим интересом прочел Вашу работу. Для еженедельного журнала Ваши мемуары, как говорится, не подходят, так как весь журнал просто растворится в столь большом сочинении. Но было бы желательно увидеть эти картины времени и культуры в форме книги.
Впрочем, я готов поместить главу о докторе Лилиентале[3] в «Allgemeine Zeitung des Judenthums»[4] и в случае Вашего на то согласия прошу прислать мне ее обратной почтой.
С совершенным почтением искренне Ваш
Карпелес.
Берлин-Вест, 3 апреля 1909, Курфюрстенштр. 21/22
Уважаемая милостивая государыня!
Я с большим интересом прочел Вашу новую рукопись и нахожу второй том не менее и даже более интересным, чем первый. Я убежден, что и он найдет много читателей. Я, разумеется, не могу писать еще одно предисловие, это исключено, однако я берусь сообщить о Вашей книге в «Allgemeine Zeitung des Judenthums» и «Jahrbuch für jüdische Literatur und Geschichte»[5] и рекомендовать Ваш труд где только смогу.
С наилучшими пожеланиями и приветами остаюсь почтительно преданный Вам
Карпелес.
Не отвергни меня во время старости;
Когда будет оскудевать сила моя, не оставь меня!
Псалом 70, 9
Предварительные замечания
Я была тихим ребенком, и каждое радостное и печальное событие в моем окружении производило на меня глубокое впечатление. Многое отпечаталось в памяти словно на воске, так что я и теперь сохраняю совершенную ясность воспоминаний. Все события так четко и живо стоят у меня перед глазами, словно они произошли вчера. С каждым годом во мне росло желание описать свои переживания и наблюдения, и вот сейчас собранный мной богатый материал дарит мне самые прекрасные минуты, скрашивая одиночество старости. Те часы, когда я со слезами на глазах или с тайной усмешкой листаю или перечитываю эти заметки, становятся для меня праздником. Я больше не одна, я среди дорогих и близких мне людей. Перед моим мысленным взором как в калейдоскопе проходят семь десятилетий бури и натиска, прошлое становится живым настоящим: веселое беззаботное детство в родительском доме, более серьезные картины последующих лет, печали и радости тогдашней жизни евреев, многие домашние сцены. Эти воспоминания помогают мне пережить тяжесть одиночества и горечь разочарований, которых не удается избежать, пожалуй, ни одному человеку на свете.
