— Не зарекайтесь, Луиза.
— Именно так. Но я ничуть не осуждаю вас за то, что вы привыкли к этому и даже полюбили, — с улыбкой сказала она.
— Не такой уж я плохой, Луиза, как вам кажется.
— А я и не считаю вас плохим. Вы опытный человек, хорошо знаете свое дело. Сначала у меня сложилось о вас неверное мнение, очевидно потому, что вы предстали перед нами щеголем, а мы выглядели ужасно после путешествия на фелюге.
— И несмотря на этот вид, я все же не ошибся в вас. В моих глазах вы сейчас такая же, как и тогда.
— Истинный француз, вероятно, выразил бы это иначе, — рассмеялась Луиза.
— Неважно, главное — вы меня поняли…
— Скажите, Мишель, что заставляет вас снова и снова возвращаться во Францию?
— Очень уж нравится купаться в Средиземном море, — отшутился Мишель, — и только война дала мне возможность провести зиму на юге Франции.
Оба помолчали, и когда Мишель убедился, что его шутливый ответ не обидел Луизу, он попросил:
— Расскажите мне о себе, Луиза.
— Ничего интересного…
— И все-таки расскажите.
— Ну, раз вы просите… — произнесла Луиза, и глаза ее сразу стали грустными. — У меня три маленькие девочки.
— Вот те на! — воскликнул Мишель, искренне удивившись. — Как же вы решились оставить их?
— Это долгая история, Мишель.
— Луиза, и война продлится долго, так что рассказывайте все сначала.
— Когда Франция пала, — начала она, — французам в Англии пришлось выслушать немало ядовитых замечаний на свой счет. Конечно, потом все изменилось и к нам стали относиться доброжелательнее и с большим сочувствием. — Луиза умолкла, словно вспомнила те времена.
Мишель терпеливо ждал.
— Лондон все время бомбили. Я забрала девочек и уехала в Сомерсет. Правда, бомбардировщики изредка появлялись и там, но всегда пролетали дальше: их интересовали более важные объекты. У счастливой матери дел по горло, но все же иногда задумаешься… Как-то мне пришло в голову, что я избрала слишком легкий путь. В самом деле, что может быть проще, чем спокойно прожить до конца войны, спрятавшись за надежный щит материнства? А ведь другие, тоже с детьми, страдают от оккупации… Вот, собственно, с этого все и началось.
— Понимаю, — тихо проговорил Мишель. — Где же вы устроили детей?
— В монастыре в Брентвуде. У них есть две добрые тетушки и нежный дядюшка. По праздникам они берут девочек к себе. Бедные крошки не знают, где я. Им говорят, что я работаю в Шотландии.
— Сколько им лет?
— Мариан — семь, Лили — девять и Франсуазе — десять.
