— Ужин готов, — доложила я, расставляя тарелки на прозрачном стеклянном столике.
Володя, словно не слыша меня, продолжал задумчиво смотреть на пляшущие языки пламени в камине. Я не стала повторять и опустилась в большое кожаное кресло. Я не любила сидеть в таких креслах: у меня возникало ощущение, будто они проглатывают меня, словно какие-то чудовища. Чтобы встать, приходилось прилагать максимум усилий, а кресло сопротивлялось, не желая выпускать жертву из своих цепких челюстей.
— Hope is good breakfast, but a bad supper, — задумчиво глядя на огонь, произнес Володя и выпустил кольцо дыма.
— Что? — Я не сразу поняла, на каком языке он говорит.
— Английский знаешь?
— Немного.
— «Надежда — хороший завтрак, но плохой ужин», — перевел он и, затянувшись дымом и сделав паузу, спросил, не поворачивая ко мне головы: — Как ты понимаешь эту фразу?
— Примерно так, — ответила я как можно спокойнее. — Плохо, когда мечты в конце концов не сбываются.
— Ты неглупа, Катя, — заключил Володя, словно протестировав меня, и наконец-то повернулся ко мне.
— Будем ужинать? — спросила я.
— Будем, — сказал он, а я подумала, что, возможно, слов благодарности он не говорит никому.
Володя потянулся за пультом, нажал кнопку, и полилась приятная, успокаивающая инструментальная музыка.
Я принялась ковырять вилкой салат, чувствуя, как Володя сверлит меня пронизывающим взглядом, пытаясь заглянуть в потаенные уголки моей души. Мне было ужасно неловко, и я решила разрядить обстановку и заговорила о собаке.
— Дик давно у тебя живет?
— Четыре года. Я нашел его у озера совсем еще маленьким, — ответил Володя, и его лицо и голос изменились. Теперь это был совсем другой человек — открытый и добрый. — Была поздняя осень. Рано утром, выйдя во двор, я услышал жалобное повизгивание. Спустившись к озеру, я увидел щенка, точнее, какое-то истощенное существо, похожее на скелет, обтянутый кожей. Его тело было в ранах, на коже — множество насекомых. Сначала мне показалось, что это новорожденный теленок, но, подойдя ближе, я понял, что это щенок.
Володя перестал жевать и опять потянулся к кальяну. Выпустив очередное облачко дыма, он продолжил:
— Я подозвал щенка к себе, но от истощения или из-за побоев он уже не мог ходить. Его задние лапы не слушались, но пес изо всех сил пытался подползти ко мне. Никогда не забуду его взгляда. Он смотрел мне в глаза с такой надеждой…
— И ты забрал его к себе… — продолжила я.
— Да. И пригласил ветеринара. Тот, осмотрев щенка, сказал, что жить ему осталось два-три часа.
