Рута: Кто были убийцы из Плунге? Необразованные? Неверующие? Примитивные? Безработные?
Евгений: Всякие были… Среди них учителя, врачи, служащие…
Эфраим: Я об этом говорю двадцать пять лет. Сотрудничество с нацистами охватило весь спектр литовского общества. А правительство Литвы все двадцать пять лет утверждает, что это была лишь горстка подонков…
Евгений: Для многих убийц важно было еврейское богатство. Еще одно – у них что-то не так было с мозгами. В самом городе было около тридцати убийц. Один убийца, когда его спросили на суде, почему он убивал евреев, ответил: “Потому что евреи – мошенники. Я им продавал гусей, так они всегда торговались”. Одного еврея из Ужвентиса, Цика, схватили и держали под стражей. Он попросился выйти, а стерег их его друг. Этот литовец-охранник говорит Цику: “Беги”. Цик побежал в усадьбу на горе, и хозяин его спрятал. Продержал у себя всю войну. Самое страшное было, когда мимо той усадьбы вели евреев расстреливать, и Цик видел это через щель в стене дома. Потом он женился на дочери этого человека.
Евгений везет нас в Каушенский лес, где на средства фонда его отца создан большой мемориал. На стене выбиты фамилии 1200 живших здесь евреев. В отдельной могиле лежат восемьдесят четыре девочки-гимназистки из Плунге, убитые отдельно. Евгению пришлось заплатить самоуправлению штраф за то, что на территории парка сделал лестницу, ведущую к мемориалу – месту убийств. Штраф был невелик. Но он был. Когда Евгений стал дальше приводить в порядок территорию, где происходили убийства, один сотрудник самоуправления тут же приобрел там участок. Надеялся выгодно продать. Деловой парень. Продал – участок купил Евгений. И продолжает приводить в порядок территорию мемориала.
В конце XIX века в Плателяе жил 171 еврей (28 % всего населения местечка).
Луг. Пригорок. Бокштакальнис совсем рядом с Плателяем. Лестница наверх, к памятнику. Здесь были расстреляны молодые сильные мужчины из Плателяя. Евреи. Рядом усадьба, старик с женой вяжут банные веники. Подходим. Они говорят на жемайтском диалекте, понять трудно, но я понимаю. Странные эти жемайты, немногословные, но каждое слово весомо. Может, оттого, что мало говорят, мало и выдавали?
Я спрашиваю: вы видели, кто расстреливал?
Я все видел. Мне было восемь лет. Я все помню. Нас было десять. Мы с горы смотрели. Приехала машина, вылезла такая красивая женщина, немка, и дала команду. Всех расстреляли, уехали, тогда один остался сторожить, пьяный. Спал, сидя неподалеку от дороги и от той ямы. Потом Норвилас пришел закапывать, Норвилас такой ловкий был человек, так он зубы вынимал. Я этого не видел, только отец рассказывал.
