Эфраим: Я встречался с Душанским в 1991 году, когда он бежал из Литвы. Его обвиняли в двух преступлениях. Первое – он участвовал в убийствах политических заключенных в Райняе вблизи Тельшяя. Второе преступление – в послевоенные годы он во время допросов пытал литовских партизан. Душанский уверял меня, что в райняйских убийствах не участвовал, потому что в тот день куда-то уезжал, кажется, в Алитус. Правительство Литвы попросило у Израиля юридической помощи в расследовании дела Душанского. Была собрана группа экспертов: Иосиф Меламед, представитель евреев Литвы в Израиле, Дов Левин, известный историк, и я. В Израиле существует закон: если просьба о юридической помощи продиктована антисемитизмом, мы эту юридическую помощь оказывать не обязаны. Так что Израиль решил: кроме Душанского в райняйской трагедии участвовали двадцать пять должностных лиц такого же или более высокого ранга, и дело не было возбуждено ни против одного из них. Это все, что я знаю о Душанском.
Рута: Оставим его в покое. Или не в покое, если он действительно виновен. Душанского уже нет, как и многих других преступников. Ни вы, ни я не знаем его вины. Однако знаем, что райняйские события заметно разожгли литовский антисемитизм.
Эфраим: И знаем, видим, что память семидесяти двух жертв райняйских убийств – литовцев – почтили, поставив у дороги большую часовню, а по другую сторону дороги посажен дубовый парк. Для семисот жертв райняйских убийств – евреев – не сделали ничего. Нет указателя к месту их гибели. Рядом с развалившимся забором у заново построенной фабрики стоит старый маленький советский памятник.
Рута: Значит, жизнь литовца оценивают в десять еврейских жизней, так? Она достойна часовни и дубов. Достойна десятка книг, написанных об этих убийствах. Ведь в Райняе погибли наши. Ваши погибли в двухстах двадцати семи местах Литвы, так что Райняй – совсем не уникальное место. И дубовой рощи нет, потому что дуб – неподходящее для евреев дерево. Под дубами мы их расстреливали.
В конце XIX века в Плунге жили 2502 еврея (55,6 % всего населения местечка).
Эфраим: Приезжаем в Плунге, там встречаемся с Евгением Бункой, сыном последнего еврея Плунге, художника Якова Бунки. Отец Евгения умер совсем недавно, так что в Плунге, одном из главных еврейских городов Литвы, не осталось ни одного еврея… Яков Бунка учился в Тельшяйской иешиве – это называется мехина, школа для младших мальчиков, которые еще не могут быть приняты в иешиву. В советское время здание иешивы было превращено в сувенирную фабрику, и Яков на ней работал. Вот на стене бывшей иешивы – надпись: “Вниманию поступающих в иешиву. Когда в 1940 году Литва была оккупирована Советами, школа переехала в Кливленд”.
