— Я не хочу, чтобы ты пожалела об этом, — его дыхание обожгло шею, его зубы сомкнулись на мочке её уха так, что вдоль позвоночника пробежала дрожь.
— Я не пожалею, — усталость и боль испарились. Больше всего на свете она хотела, чтобы он продолжал и пусть проклятый Форт-Келли сгорит до последней ёлки, если он выйдет сейчас за порог этой комнаты.
— Ты не знаешь, о чем говоришь, — с досадой выдохнул Бишоп ей в губы, вталкивая её в спальню.
Упираясь в грудь Бишопа, Эллен неловко пятилась к кровати. Она медлила, боясь потерять равновесие или запутаться в собственных ногах, и Адам, подхватив её под бёдра, усадил на себя. Едва прикоснувшись спиной к жёсткому покрывалу постели, Эллен потянула руки к злосчастной резинке штанов, чтобы поскорее избавить его от них. Хотелось охватить каждый дюйм его невозможного тела: от тёмных, влажных после душа волос до сильных рук и спины, вышколенной тяжелым трудом, до отчётливо проступающих под кожей мышц. Эллен сжала в ладони его возбуждённый член. Адам с глухим стоном толкнулся ей в кулак.
Вся его осторожность и заботливость осталась за порогом комнаты. Бишоп неловко наваливался на неё всем весом, а после поднимался над ней на дрожащих руках, чтобы перевести дыхание. Он стащил с неё футболку, едва не разорвав по швам. Жесткие, обветренные ладони прошлись по нежной груди, словно наждаком, вызывая необычные ощущения на грани дискомфорта и острого удовольствия. Стало так жарко, что на лбу у Эллен выступила испарина, несмотря на то, что она почти не двигалась. Казалось, Адаму не нужна её инициатива и замысловатость поз его не интересовала — он наслаждался простым ощущением её тела в своих руках.
— Адам, полегче, — выдохнула Эллен, потратив остатки кислорода. Ребра грозили свернуться вокруг позвоночного столба от силы его объятий.
— Прости, — шепнул он, чтобы снова забыться и снова сжать её в руках слишком крепко.
Адам толкнулся в неё, и Эллен рвано вдохнула, инстинктивно отстраняясь. Мышцы туго натянулись, впуская его немалый орган — ей было больно, несмотря на то, что она была возбуждена так, что под ней, казалось, промокла простынь. Бишоп замер, прислушиваясь к её ощущениям. Она видела, как тяжело ему давалось это бездействие — на его руках напряглись мышцы, на шее вздулась вена, а сердце готовилось пробить грудную клетку.
Он аккуратно и медленно покинул её тело, поцеловал, дотронулся до её влажных, спутанных волос. В этом жесте было столько нежности — казалось, Адам просил прощения за то, что сделал ей больно и за то, что наверняка сделает это снова. Что забудется в ощущениях и не сумеет сдержаться. Эллен этого и не хотела. Она хотела знать его настоящим, без масок условностей и тайн, таким, каким он был там, за семью замками, которые запечатали его сердце на долгие годы.
