Я раньше не знал в этой деревне никого, надо было в нее выходить, и один старик из поселка Мирный сказал, что можно переночевать у Черных Яши, его изба в верхнем конце, я пришел усталый. Утром, когда проснулся, увидел, что на другой кровати спят дети и еще на одной кровати — дети, а он с женой — на полу. В следующий раз я остановился у лесника. Всем в деревне надо было говорить, почему я перестал останавливаться у Яши.
Я приходил к ним в гости каждый раз, если было время до рейсового самолетика, который мы с Глебом сейчас ждали. А теперь Яша пришел сам. Он стал звать в гости:
— Айда ельчиков жареных есть?
— Это можно…
Я сказал, что со мной напарник, и показал на кровать.
Яша подошел к кровати и стал теребить одеяло.
— Слушай, — сказал он, — айда ельчиков жареных есть!
Глеб убрал одеяло с лица.
— Не могу, — ответил он, — болею… Живот болит.
Яша засмеялся, он был навеселе:
— Слушай, на той неделе из Подкаменной Тунгуски самолет садился, какая-то девочка в вашу деревню прилетела. Народ говорит — твоя баба. Ма-а-аленькая такая синица твоя жена. Ай-ай!
Такая птичка как зимой терпеть будет?.. Айда ись. еда стынет!
Глеб взглянул на меня и еще раз сказал, что болен. Тут-то он обрадовался — пустился с шутками объяснять, что у него в животе дыра.
— Снег бродный — зачем шел? Ждать надо. В такую погоду кто далеко ходит?! — Яша захохотал. — Теперь дыру лечить надо. Немного лечить— можно!..
— Ну если немного — то можно! — засмеялся Глеб.
Он осторожно поднялся и принялся одеваться.
Мы были готовы на все ради достижения своей цели.
Каждый сам убьет тех из своих собак, на которых пал выбор.
Руал Амундсен «Южный полюс»
Они начинали промысел из самой дальней от дома избушки. Избушка была срублена в Хребте — далеко от речки. Там реже всего встречались следы лосей, и это обстоятельство пособляло: когда лайки уходят по следам и пляшут перед зверем, забрать их нет возможности, пока не обессилят, а бить сохатых нельзя — возиться некогда, надо добывать соболей.
Каждый день Григорий находил один свежий след соболя, небольшой глубины снег держался месяц, собаки почти всегда успевали догнать зверька до темноты.
Сначала Григорий ходил со всеми лайками, но когда шерсть на запястьях лап начала слезать, стал брать только одну, другую закрывал в избушке и она сутки отдыхала под нарами вместе с собакой Мирона.
У Григория были две старые лайки: Лобан и Вьюжка, бывалые, и одна молодая, первоосенка. Она погибла, когда снег только-только начал покрывать мхи: лайки нашли берлогу, зверь не выходил, молодая лезла в чело — медведь утащил ее лапой. Это была горестная неудача.
