Утренние залпы не привлекли бы отрешенного внимания поручика, если бы не перемена в князе Л., — он остановился перед поручиком Т. с открытым выражением обиды и оскорбленной чести. Сухое, красноватое лицо, в чекане седеющих висков и коротких бакенбард, с коричневой чистой эмалью зрачков и быстрыми ноздрями гневливца, с усилием вернулось к поручику и неизбежному допросу.
— Ну-с, я слушаю вас, поручик!
Не будь молодой офицер так потрясен, он заметил бы, что полковой принес с собой его пистолет, а это, разумеется, был добрый знак и возможный шаг к примирению. Поручик доверился натуре и не скрыл от полковника ни одной подробности, даже и того, что был удостоен имени раба.
— Хорошо же вас на Дону воспитывают! — воскликнул полковник, выслушав все.
— Дон велик, там товар на всякого купца.
— Так вы даете честь родному краю!
— Случайности рождения не имеют цены в моих глазах.
— Что же ее имеет?
— Честь! Деятельность на пользу людей и человечества.
— Ба-ба-ба! — Полковник придвинул стул, уселся, приготовился к разговору. — Какие слова: человечество! честь! Много ли чести тайком, злодейски вести через своих лазутчиков!
— Я не вел, а нес — в этом одном мое оправдание.
— Не торопитесь с индульгенцией! — Проговорив священные слова о чести и человечестве, жертва его, не затрудняясь, даст ответ даже и на те вопросы, которые ведут на эшафот. — Поляк был ранен, и вы несли его; а будь он целехонек, вы предали бы его в мои руки?
— Здоровый не нуждался бы во мне.
— А буде нуждался? Как в прикрытии, в пароле?
— Это показали бы обстоятельства.
— Как?! — Полковой не усидел на стуле. — Идет война, какие еще, к дьяволу, обстоятельства?! Они что — дали вам слово дворян, что сложат оружие? — Это много извинило бы поручика; князь почти желал, чтобы артиллерист подтвердил, кивнул в ответ.
— Я просил об этом старика, но он ответил, что не уймется, пока Гайнау не обрубит ему руки!
— Вот твердость духа! Вот достойный вам урок!
— Когда в таком поединке один проявляет более твердости духа, — сказал поручик, и щеки его побелели, — значит, и дело, за которое он стоит, — выше!
— Значит, вы отдаете первенство мятежному венгерцу!
— Он образец республиканца!
— Республики этой никто не мерял и на зуб не брал; ваши пушки — первое ей испытание, и, видите, рухнула. От вашей вольнодумной руки и упала! — Он испытывал поручика, вынимал из него душу.
— Это мое горе, — гордо сказал поручик. — Я узнал его минувшей ночью.
— Значит, первенство — старику?
