Я опять кивнул головой, подумав про себя: «Не дай бог, если и у сына такой взгляд…»
— Я думаю, вы ничего не будете иметь против того, что мы будем обедать в темноте? — каким-то странным голосом сказал старик.
— Пожалуйста, — отвечал я, стараясь, насколько возможно, скрыть своё удивление, — но мне кажется, что я помешал вам. Если позволите…
Но он не дал мне договорить и замахал своими длинными, худыми руками.
— Нет, раз вы уже к нам попали, то вы так не отделаетесь, — сказал он с сухим смехом. — У нас редко кто бывает, и мы не позволим вам уйти. У моего сына — больные глаза. Он не выносит света. Ах, это вы, Эн?
В комнату вошла старуха и, как-то странно взглянув на меня, начала накрывать на стол, в то время как старик, усевшись с другой стороны камина, молча смотрел в огонь. Накрыв стол, старуха принесла на блюде какую-то птицу, уже нарезанную кусками, и, подставив три стула к столу, вышла из комнаты. Старик, казалось, одну минуту колебался; затем, встав со стула, поставил высокую ширму перед камином и медленно, как бы нехотя, погасил свечи.
— Праздник слепца, — сказал он с неловкой потугой на шутку.
Кто-то вошёл в комнату медленными, неверными шагами, прошёл к столу, уселся на стул, и затем какой-то удивительно странный голос нарушил молчание, становившееся невыносимым.
— Кажется, очень холодная ночь? — донеслось до меня.
Я ответил утвердительно и, не считаясь с такой крайне необычной обстановкой, принялся за еду, так как был страшно голоден. В темноте было очень неудобно есть, и, судя по звукам, исходившим от моих невидимых компаньонов, я приходил к заключению, что они тоже не привыкли обедать в такой обстановке.
— Вы, как видно, чужой человек в этой местности? — опять услышал я вопрос, произнесённый всё тем же странным голосом.
Снова я ответил утвердительно, добавив, что мне ещё повезло, поскольку я случайно попал на такой прекрасный обед.
— Вот именно «случайно», — как-то глухо отозвался голос. — А ты, отец, видно, совсем забыл о вине?
— Ах, да, — сказал старик, вставая из-за стола. — Ведь я к этому дню припас две бутылки «Знаменитого».
Он осторожно прошёл к двери и, закрыв её за собой, оставил меня одного с невидимым соседом. Было что-то настолько странное во всём этом, что во мне зашевелилось чувство страха.
Мне показалось, что старик ходил слишком долго. Я слышал, как сын, сидевший напротив, положил свою вилку, и мне вдруг представилось, что я вижу в темноте пару дико горящих, как у кошки, глаз, впивавшихся в меня.
