— А если у горжевых казарм немцев много окажется?
— Выберемся отсюда, а дальше посмотрим, что делать. Может, удастся соединиться с другой группой защитников.
— Да, — кивнул Пахомов, — это было бы неплохо.
— И еще… Раненых возьмем с собой, нельзя их тут оставлять… По крайней мере тех, кого можно унести.
Обернувшись, Кожевников жестом подозвал ближайшего солдата. Тот подошел, прихрамывая. Лицо закопченное, руки перемазаны в крови.
— Узнай, как там пулеметчики на крыше, — приказал старшина. — Скажи им, пусть спускаются и «дегтярь» с собой прихватят.
Когда солдат удалился, Кожевников потянул Пахомова за рукав:
— Пойдем в каптерку, посмотрим, как там раненые.
Дела обстояли хуже, чем он надеялся. Пятеро бойцов к тому времени умерли, двое с изрешеченными осколками телами находились без сознания, и только один красноармеец с раздробленной ногой тихо стонал сквозь крепко сжатые от боли зубы. Волосы и лицо его были белыми от осевшей на них известковой пыли и песка.
— Этих трогать нельзя. — Пахомов угрюмо указал на двух бойцов, лежавших без сознания. — Не дотащить нам их живыми.
Кожевников и сам это понимал. Слишком тяжелы их ранения — так посекло обоим грудь осколками, что гимнастерки были темно-красными от крови.
Он присел на корточки возле солдата с перебинтованной ногой. Тот поднял на старшину темные глаза, и только тогда старшина признал в нем Григоряна.
— Придется потерпеть, браток, — склонился над ним Кожевников. — Сейчас на прорыв пойдем, тебя двое наших понесут…
Но раненый пограничник замотал головой.
— Стрелять… могу… — едва шевеля губами, проговорил он. — Вам… обузой буду… Прикрою вас… Только до окна донесите…
Кожевников несколько секунд смотрел на него, чувствуя, как к горлу подступает комок. Григорян сказал то, в чем старшина боялся себе признаться — враги превосходят его маленькую «армию» численно, и при прорыве каждый боец на счету, каждая винтовка должна стрелять по немцам, а раненый будет только мешать. Но оставлять товарища врагу…
— Это… мой долг… — прошептал Григорян. — Я прикрою…
Старшина не стал спорить. Так действительно будет лучше для всех. Он отстегнул флягу, приставил горлышко к пересохшим губам раненого, тот сделал два больших глотка.
— Товарищ старшина, — раздался за спиной Кожевникова знакомый голосок. — Звали?
Старшина резко обернулся. Перед ним стоял рядовой Мамочкин.
— Ты откуда взялся? — изумился Кожевников. В пылу боя он совсем забыл об этом пареньке.
— С крыши, — по-простецки разведя руки в стороны, ответил рядовой. — Вы ж сами приказали мне на крышу-то полезть, — он чуть ли не оправдывался. — Я туды залез, а тама всех наших убило и пулемет набоку лежит. Я пока с ним разобрался, ленту заправил, смотрю — бегуть.
