— Трудолюбивые пчелы колледжа приступают, я вижу, к действиям.
— Через неделю начинается учебный триместр, — сказал Кристл. — У нас появится очень много забот.
— Ну, я думаю, студенты не помешают трудам пчелок. Таким, например, как взаимная поддержка.
— А я думаю, — сразу же, но вполне миролюбиво отозвался Браун, — что за обедом поддержка никому не нужна. Хотя вообще-то единомышленники всегда друг друга поддерживают.
Кто-то весело хмыкнул. Винслоу окинул взглядом стол и, резко меняя тему, сказал:
— Я заметил в профессорской бутылку кларета. Могу я спросить, кому мы этим обязаны?
— Признаю свое самоуправство, — мягко ответил Браун. — Это я заказал. Мне, конечно, следовало спросить разрешения у присутствующих, но я понадеялся, что никто не будет возражать. И мне следовало осведомиться, не предпочтет ли общество портвейн, но я прочитал список обедающих и решил, что мне известны их вкусы. Надеюсь, вы не откажетесь выпить бокал кларета? — обратился он к Винслоу.
— Вы чрезвычайно любезны, — ответил тот. — Чрезвычайно любезны. — И с едва заметной язвительностью спросил: — А могу я узнать, какое радостное событие предстоит нам отметить?
— Нам предстоит отметить, — сказал Браун, — включение Р. С. Винслоу в гребную сборную Кембриджа. Думаю, что я первый об этом узнал. И мне кажется, что мы все с удовольствием отпразднуем выдающиеся успехи сына нашего казначея.
Винслоу был застигнут врасплох. Он опустил глаза и неуверенно, стесненно улыбнулся.
— Вы слишком добры, Браун, — почти застенчиво проговорил он.
— Я очень рад, что могу поздравить вас, — возразил Браун.
Мы вернулись в профессорскую, чтобы выпить после обеда по бокалу вина. За большим овальным столом могло разместиться одновременно двадцать человек, и сейчас, сервированный только на шестерых, он выглядел холодновато пустым; но в комнате было тепло и уютно, поблескивал хрусталь, сияло столовое серебро, и, когда Льюк начал разливать по бокалам золотистый кларет, полированная поверхность стола искристо расцветилась розоватыми бликами. Тост в честь Винслоу должен был провозгласить Джего, потому что именно он, как старший наставник, стоял на ступеньку ниже казначея в должностной иерархии колледжа.
— Здоровье казначея и его сына! — светясь радостным дружелюбием, задушевно проговорил Джего — на него, видимо, подействовала ровная сердечность Брауна, и он почувствовал себя совершенно свободно, хотя наедине с Винслоу наверняка держался бы скованно и неестественно.
