— Ваше величество, — произнес Сергей. — Мой долг требует оплодотворить самку. Только так я смогу стать ее законным супругом. Прошу вашего разрешения удалиться для этого процесса.
В зале стало совсем тихо. Сирены все смотрели на Королеву, ожидая ее решения.
— Зря вы так, — побледнев, с нескрываемым ужасом, еле слышно прошептала Элора.
* * *
Белоснежные простыни, кровать с балдахином, розовые подушки с рюшечками — таких здесь не видели. Вокруг кровати за тонкой материей — толпа из свадебных гостей, учащенно дышащая и напирающая на железное ограждение. А Королева здесь же, внутри, на простынях, лежит на боку, странно-возбужденная, и глаза ее хищно распахнуты. Зрители наблюдают… точно также как и при французском средневековом дворе — первая брачная ночь — дело исключительно государственное, а не интимное.
И объятия молодоженов, и брачные клятвы: всегда буду оберегать тебя, защищать от опасностей ценой своей жизни… Скрепили кровью — клятва самая в понятная для сирен.
А потом — все остальное, чего так сильно жаждали увидеть сирены.
А потом он просто потерял сознание, обессиленный, вдруг сразу же провалившись во тьму, которая была похожа на многокилометровое дно океана — такая же черная, мрачная и бесконечная.
* * *
Очнулся, по инерции еще продолжая мысленно сражаться с морскими тварями. По привычке не открывая глаз — чтобы никто не догадался. Осмотрелся в инфракрасном и рентгеновском. Дворец Элоры. Она сама сидела тут же, у изголовья, устало облокотившись на руки. Явно — в полудреме. Сергей открыл глаза, демонстративно потянулся.
Элора тут же выпрямилась, радостно вспыхнув лицом.
— Как? — только и смогла выдохнуть она, теряясь.
— Получше чем вчера, — ответил он, стараясь облегчить состояние своей жены — не хотел, чтобы она волновалась.
— Вы меня вчера напугали, — честно призналась Элора, намекая на его потерю сознания, и вдруг покраснела.
— Я вчера был полный дурак, — искренне произнес он, тоже краснея от воспоминаний, и беря ее за горячую руку. — Мне бы посоветоваться с вами… А я…
— Вы же не знали, — промолвила, потупившись, Элора, и цвет ее лица изменился с розового на пунцовый. Руку она не убрала.
— Вы меня простили? — дрогнувшим голосом произнес он, старясь поймать ее ускользающий взгляд.
Элора, краснея, только молча кивнула.
— Все было так дико, — продолжил зачем-то оправдываться он. — И странно… Как у животных.
— В последнем кубке был наркотик, — тихо промолвила Элора, становясь еще краснее.
