— И чем же? — усомнилась я.
Ремень мне удалось отстегнуть со второго раза. Затекшую за ночь ногу тут же пронзила дикая боль.
— Я был отвлекающим маневром.
— А вот мне интересно, — уже сидя на суку, начала я, все еще кривясь от боли. — С чего такой душевный порыв? Ты же, насколько я поняла, людей в целом не любишь.
— Не люблю, — согласился этот странный, я бы даже сказала, слегка чокнутый, незнакомец. — Но тех людей, которые меня сторожили, я не люблю чуточку больше.
— Враг моего врага — мой друг? — уточнила я.
— Скорее оружие, — кивнув каким-то своим мыслям, невпопад ответил дракон и резко сменил тему: — Слезай давай. Я оставил тебе поесть, — а потом нехотя добавил: — С-с-спасительница.
Причем последнее слово он почти прошипел, будто раскаленное железо в воду опустил. Я лишь пожала плечами. Действительно, не век же мне здесь сидеть, когда-нибудь спускаться все равно придется. Но перед сим ответственным шагом подозрительно уточнила:
— А если не слезу?
— Значит, будешь тут сидеть, — как малому дитю объяснил этот долбанутый на всю голову дракон, а потом, потеряв терпение, рявкнул: — Слезай! Я же с тобой и так по — хорошему разговариваю.
Вот тут я и поняла, что вся его легкость и сумасшедшинка были напускными. Искусная маска, на которую я чуть не купилась. А что под ней?
Слезать как-то сразу расхотелось. Я даже крепко ствол обняла. Так, на всякий случай. Посмотрела на чернявую макушку внизу. Макушка явно злилась.
Нет. Определенно, я никогда не ошибаюсь дважды. Я делаю это раз пять или шесть, чтобы уж точно. Чтобы уж наверняка. И один чернявый дракон — тому подтверждение. Сначала, увидев его в клетке, подумала, что он обычный преступник. Потом — что он просто человек. Теперь вот решила, что этот ящер с чудинкой. Нехилой такой чудинкой, отдающей старой доброй шизофрений. Ан нет, тут оказывается имел место дар потомственного интригана и лицемера, почти цельный актерский талант: Станиславского на этого дракона нет.
— Слезай давай. И сними с меня этот проклятый долг! — под конец не выдержал ящер, показывая свое истинное лицо.
К слову, оно было весьма недурное, особенно если умытое. Правильные, чуть заостренные черты, способные превратить в секундный срок очаровательного мягкого собеседника в чертовски опасного, решительного противника. Прямой нос, четко очерченные скулы и губы. Смуглая кожа — скорее дар не крови, а солнца, расцеловавшего лицо до бронзового загара. И глаза. Меня еще вчера поразил их цвет. При свете дня они казались оттенка гречишного меда. Сейчас же медленно становились золотистыми. Причем той холодной масти благородного металла, что созвучна ярости, рвущейся наружу из моего утреннего гостя.
