А ещё Карпыч говорит, что у него есть билет на этот самый поезд.
Хотя никогда не показывает.
Но я ему и так верю.
Мне и самому хочется, чтобы они были – и поезд тот, и билет на место у окна.
***
Я ведь чётко усвоила: Дом-До-Неба под запретом, а все-таки потащила туда Тотошку! А теперь его, одинокого, найдёт Тодор и пустит на пирожки.
Проклятый дом! И дался он мне! Падшие любят рассказывать, что в Далёкие времена таких домов было видимо-невидимо. Целые города! Только я не верю. Кто мог строить такие дома? Разве что ангелы? Только ангелы домов не строят, они охраняют Розу. Там, на крыше Дома-до-неба растёт удивительная Роза Эмпирея. Самая прекрасная из всех. Её лепестки – белее облаков. И она сияет. Так про эту розу написано в книге. Единственной книге о Боге, которая есть у бабы Коры. Вернее, вообще в единственной книге, которая есть.
Эта книга так и называется «Божественная».
Я спрашиваю как-то бабу Кору:
– А это смешно? Не хочу читать, если не смешно. Потому, что тупо это – просто читать. Никто ж не читает.
– Я читаю! – говорит она, поправляет очки и глядит сурово.
Баба Кора, как говорит Гиль, пипец-какая-умная. Это потому, что она пришла из-за Сумрачного Леса. Там все умные. Только рассказывать об этом она не любит. Она вообще не любит рассказывать.
Я обычно начинаю ныть:
– Ну, чё трудно сказать, про чё там…
Баба Кора даёт мне подзатыльник и тычет носом в буквы:
– Читай, там всё сказано.
Она сама научила меня читать.
И я, вздохнув, читаю:
Увидеть Сущность, где непостижимо
Природа наша слита с божеством.
Там то, во что мы верим, станет зримо,
Самопонятно без иных мерил;
Так – первоистина неоспорима.>1
Фиг что поймешь. Половины слов и умная баба Кора не знает. И даже Гиль. Но читаешь и начитает вибрировать внутри. И будто крылья растут. И небо обнимает тебя. И солнце лыбится, как дитёнка. Это потому что книга – божественная…
Глава 1. Чёрт с ним, с промокодом!
… красота умерла полтора столетия назад…
… агония затянулась…
.. наслаждение непристойно…
Слова – листьями на ветру. Не мои. Ветер бросает их под ноги, шуршит ими. И в уличном кафе, где сидим мы с Машкой, становится романтичнее. Здесь царит удивительная бездумная лёгкость. Ею веет от столиков на тонких металлических ножках, от складных деревянных стульев, от кованного заборчика вокруг клумбы, от яркого, так подходящего к осени, кустика рыжих дубков. Будто время остановилось и никуда не надо идти. А между тем город уже проснулся и спешит по делам. Вон к серым корпусам моей альма-матер, что как раз напротив, тянутся студенты. По трассе справа шуршат машины, а слева – деловито тарахтит трамвай.
