Мне нужно к своим. Скорее. Теперь я знаю, где прячут спящих. Обратный путь сюда найду, а если что – Тотошка вынюхает! Нужно покончить с этим! Залесье должно жить! Но… если здесь спящие, значит и ангелы шныряют. Чтоб их…
Хрень!
–…Тотошка? – только теперь слышу её. Волнуется. Зыркает странно. – Так какой он?
– А то вы не знаете! – бешусь. – Как все падшие! Покорёженный!
– Нет! – как же бесит эта показная доброта! – Расскажи.
Меня душит. Некогда говорить с ней.
Выхватываю силос, который она ещё держит в руке, втыкаю ей в шею. Хрипит, оседает.
Напросилась сама. В Залесье не цацкаются. Бывай. Снимаю пантолеты с ушками, в руки их и мчатся. Где-то там выход.
И наши.
Я прорвусь.
Мы уничтожим спящих!
Поворачиваю и втюхиваюсь в тостяка. Он цапает меня за руки, урод. Таращится как на невидаль. И наконец – хвала Великому Охранителю! – буркает:
– Ты не Маша!
О, ещё и меня услышали! Хотя Божественную книгу я не читала давно.
– Да! Я не Маша! Отпусти!
Он отпускает.
И тут поднимается вой. Глушит, щаз взорвётся мозг! Хватаюсь за голову, ползу по стене.
Подвела. Всех подвела.
Чёрт!
Они появляются из-за угла – лысик и другие. И морды у них больше недобры.
Гиль прав: спящих будут защищать до конца!
Глава 3. Коллизии без Колизея
Справа от меня тоненько голосят. Присматриваюсь – девочка лет десяти. Агнесс гаркает на неё:
– Заткнись, Лэсси.
Но та мотает головой и упрямо твердит:
– Я не хочу умирать! Не хочу! Не хочу!
– Ты не умрёшь! – шепчу ей и обнимаю. – Тише-тише, кот на крыше, а котята ещё выше…
В детстве я любила эту песенку, и мама баловала меня ей. Лэсси явно никто никогда не баловал. И хотя все смотрят на меня злобно, девочка успокаивается. И самой становится легче, особенно когда замечаю в полумраке, как она улыбается мне.
– Айринн, а котята красивые?
– Да, очень … – честно признаюсь я. И становится почти дурно от осознания, что десятилетний ребёнок ещё ни разу не видел котят. Обнимаю малышку крепче, баюкаю и продолжаю петь.
– Они невкусные, – влазит в наш разговор сидящая у стены Кайла. Она, как успеваю узнать за время болезни, попала в приют в семь лет. До этого – была попрошайкой. Её продали тётушке за два гроша: – Я ела как-то.
Лэсси испуганно смотрит на меня, ищет поддержки. В её белокурой головушке сейчас рушится мир: есть красивое!
Улыбаюсь горько…
…наслаждение непристойно…
Время виснет, лишь шагомеры измеряют его…
Мы молчим. Всем слишком страшно. Всё слишком неопределенно. Одна надежда – что всё-таки сразу убьют.
