В Париже, как и в Боне, моя главная забота была перевести людей в свободную зону. В некоторых случаях задача состояла просто в том, чтобы получить Ausweiss вполне законным образом. Тут мой немецкий был чрезвычайно полезен, так как помогал легко убедить немцев.
Чаще всего я ходила на авеню Марсо, в административное бюро, размещавшееся в роскошных реквизированных апартаментах. Я приводила сотни аргументов, прося за молодых ребят, чтобы им дали возможность найти свою семью, поехать сдать выпускной или любой другой экзамен. «Может быть, у вас тоже есть внуки? Как бы вы отнеслись к тому, что они теряют школьный год просто потому, что не могут поехать сдать экзамен?»
Я умела быть убедительной, мне удавалось уговорить их каждый раз. Чем дальше, тем сильней я боялась, что не смогу убежать в случае надобности.
А между тем эти действия были очень простыми. Другие контакты были более рискованными, так как касались запрещенного. Я служила почтовым ящиком для передачи фальшивых паспортов.
Я также должна была помогать людям, собирающимся пересечь демаркационную линию. Хотя большое количество людей стучало прямо в мою дверь в Вье Ложи, но многие другие пытались установить связь со мной в Париже, где мое имя циркулировало в некоторых кругах в Сопротивлении, тогда еще не носившем это имя.
Сперва, чтобы добыть им билет на поезд, надо было придумать причину поездки. Это занимало часа два. Я объясняла, что должна ехать с родным или двоюродным братом.
Дальше надо было отстоять двухчасовую очередь, чтобы получить сам билет. Но, попав в поезд, рано было думать, что дело закончено, ведь в поездах ходят контролеры. Французского контролера всегда сопровождали два немца, которые, на самом деле, брали все в свои руки. Однажды я применила стратегию, оказавшуюся весьма удачной. У меня был с собою огромный шарф, красный с коричневым. Им я обмотала голову юного англичанина, стремившегося перейти в свободную зону. Я приказала ему, как только контролеры подойдут к нашему купе, начать громко чихать. Потом сказала громким голосом: «Ну, старик, от этого насморка тебе никогда не избавиться!» И добавила самым раздраженным тоном: «Нет, это черт знает что, три дня он уже кашляет, не переставая». А немцы больше всего на свете боятся микробов. Все грязное, нездоровое, больное вызывает у них сильнейшее отвращение, настолько, что в подобных случаях они бросали мгновенный взгляд на мой швейцарский паспорт; я протягивала его настойчиво, чтобы у немцев не успела возникнуть мысль спросить моего соседа первым, и немцы спешили поскорей перейти в соседнее купе.
