— Есть ли возможность перейти? — был их следующий вопрос. Когда я объяснила им, что за рекой еще 1,8 километра запретной зоны, второй офицер опустил голову и пробормотал: «Значит, все пропало».
Мне всегда очень не нравилось, когда люди признавали себя побежденными. Может быть, лицо этого упавшего духом человека решило дело.
— Да нет, не все пропало. Вы прошли пешком сотни километров. Вы не имеете права опускать руки, когда почти достигли цели. Для начала я вас спрячу, и у нас будет время подумать.
Не долго думая, я отвела их в подвал. Нечего было и думать оставлять их в доме, куда в любой момент могли вернуться немцы. Офицеры обычно возвращались поздно, перед сном, но денщики часто появлялись и днем.
В погребе я предупредила пришедших: «Главное, не двигайтесь, не высовывайтесь. Я сейчас принесу вам поесть».
На террасу я вернулась с колотящимся сердцем. От волнения и жарких лучей полуденного солнца на лбу у меня выступили крупные капли пота. Что делать? В какое приключение я ввязалась? Как перевести их на другой берег? Ведь солдаты наблюдают за каждым метром пути. Хватит ли у меня духа, чтобы рисковать и, особенно, чтобы подвергать риску других людей? В голове теснились вопросы. Все произошло так быстро, что у меня не было времени подумать, как следует вести себя, если что. Но теперь они были здесь. Двое мужчин, хотевших защищать честь своей страны, и жизнь их была отныне в моих руках. Ибо было ясно, что если они опять попадут в руки к немцам, с ними будет покончено. Странно, но осознание своей ответственности принесло мне чувство уверенности, которое я сохранила до конца войны. Не скажу — спокойствия, так как я боялась, и страх меня никогда не оставлял, но была уверенность, возникающая от сознания необходимости выполнить свой долг, вера в другого, в Бога.
Эти двое пройдут запретную зону. Я в этом тайно поклялась, — но не сегодня. Это слишком рискованно. Никаких импровизаций. Прямо из дома переходить нельзя. Нас будет видно отовсюду.
Итак, я отправилась на велосипеде по тропе, идущей вдоль Вьенны. Доехав до речного поворота в направлении Шовиньи, я вернулась. Отсюда не видно ни дома, ни сада, ни деревни. Значит, здесь мы и попытаемся. И ни в каком другом месте. Выше по течению мы попали бы под надзор часовых, стоявших в Боне. В восьмистах метрах оттуда стояла еще одна группа немцев. Всю войну я совершала переходы здесь.
Вернувшись домой, я натолкнулась на бабушку. Понятно, я никому не сказала ни слова, но я сразу почувствовала, что бабушка поняла.
