Первый эксперимент я над кошкой Зиной произвел. Был у нее такой грех — воровать по мелочам: то сметанку, то рыбку, то палку копченой колбасы. Взял я Зину за шкирку и сунул туда, где, по моим расчетам, выпрямляющее поле наибольшее должно было быть. Результат этого эксперимента полностью удачным назвать не могу: хоть шкодничать кошка перестала, но и облезла порядочно. Пришлось ее к ветеринару нести.
Поскольку другого подопытного животного не имелось, я решил перенести эксперименты на человека. Лучшей кандидатуры, чем Фома из четвертого подъезда, я себе и представить не мог. Во-первых, личность искаженная, дальше некуда. Во-вторых, всегда под рукой, дальше пивной палатки никуда не уходит. В-третьих, в случае какой-нибудь неудачи урон для общества небольшой. Я своими ушами слышал, как участковый ему говорил: «Ты, Ниткин, элемент социально вредный. Только землю зря топчешь да кислород переводишь». А заманить Фому куда-нибудь проще простого. Он, если с похмелья, за бутылкой даже в паровозную топку полезет.
В общем, воскресным утречком настроил я свою аппаратуру и пошел Фому искать.
Сначала он со мной и разговаривать не захотел, силы, накануне истраченные, экономил. Но когда пятерку увидел, чуть на колени не повалился. «Беги, — говорит, — родной. Да тут до гастронома три шага всего! Водки не надо, ну ее! На эти деньги три бутылки вина выйдет! Бери подешевле, но чтобы не ниже восемнадцати градусов».
Три бутылки я, конечно, брать не стал, одной ограничился. Удачный эксперимент, я думаю, надолго не затянется, а в случае неудачи ни к чему мне последние рубли алкашу стравливать. Сбегал я, значит, — вернулся, Фома меня в подвал тянет — там у него стакан спрятан. А я его домой приглашаю, дескать обделаем все путем, под закуску. С трудом, правда, но уговорил. Когда ко мне зашли, Фома вначале оробел.
Тапочки снял и волосы пятерней пригладил. Усадил я его на кухне возле антиискривителя и незаметно врубаю ток. Загудел трансформатор, как шмель. Фома на это ноль внимания и к стакану, который я наливаю, тянется. Передаю я ему этот стакан в собственные руки, а сам локтем полную мощность врубаю. На кухне уже не шмели гудят — быки ревут. Дом шатается. Проводка, правда, пока держится, спасибо строителям, но фужеры в серванте, как шрапнель, рвутся. Фома на это не реагирует, а трясущейся рукой стакан ко рту тянет. А тот почему-то вместе с рукой то в сторону уйдет, то впустую по зубам брякнет и назад отскочит. Вздыхает Фома: мол, тяжелое дело — похмелье! А я про себя думаю, совсем не в этом дело.
