Он глубоко вздохнул и, пошарив по стене и не найдя звонка, постучал в дверь. Минуту спустя детский голос спросил его:
— Кто там?
— Майор Ипатов здесь живет? — спросил он по привычке, сейчас же вспомнив, что тот уже демобилизован.
Его впустили.
— Проходите сюда, — сказал мальчик. — Папа сейчас на работе. А вы кто?
В нем была уже домовитость, привычка настороженного внимания к незнакомым.
— Я его товарищ по фронту.
— Вы идите за мной… вот сюда.
Мальчик ввел его в комнату.
— Так… — сказал Соловцов, расстегивая пуговицы своего кожаного пальто, — значит, ты и есть Игорь Ипатов?
— Да… а откуда вы знаете?
— Ну, вот, — усмехнулся пришедший, — мне тебя не знать! Папа о тебе столько рассказывал.
— Вы раздевайтесь, — сказал мальчик облегченно: до этого он сомневался, правильно ли сделал, что впустил постороннего. — А это что у вас — «ФЭД»? Вы умеете снимать?
— Немного умею. А ты, значит, разбираешься и в фотоаппаратах.
Теперь только Соловцов заметил, как тот похож на отца. Что-то спокойное, уже определившееся было в десятилетнем мальчике с серьезными серыми глазами, с белокурым вихорком, в курточке с трогательно заштопанными локотками. Соловцов снял пальто и повесил его на отдушник печи.
— Вы на печь не вешайте, — предупредил мальчик озабоченно, — мы сегодня топили. Можете испортить пальто.
— Это правильно, — сказал Соловцов и перевесил пальто. — Ты что же, один дома… а мать где?
— Мама умерла в прошлом году… вы разве не знаете? — ответил мальчик не сразу.
Только на миг точно облако проплыло по его лицу, и по блеснувшему в глазах и по легкой краске на скулах Соловцов понял, как трудно тому было сказать об этом.
— Вот как… — произнес он чуть растерянно. — Нет, я ничего не знал… мы ведь с твоим отцом больше года назад расстались.
Но мальчик уже с мужской твердостью преодолел это и сам перевел разговор на другое.
— У меня тоже есть фотоаппарат, мне папа подарил. Только он на пластинках. «Турист», — может, слыхали?
— Ну, как же… ничего аппарат, — похвалил Соловцов. — Ты им снимал?
— Много раз. Я и папу снимал. Я сейчас покажу вам снимки.
Он отошел в сторону и стал рыться в выдвинутом ящике стола. Соловцов оглядел комнату. Так вот тот мир, о котором столько раз в долгие осенние и зимние вечера вспоминал Ипатов на фронте, в сотый раз доставая фотографии сына и жены. Какое же великое крушение пришлось ему испытать, только что вернувшись с войны! Соловцов сидел напряженный и охваченный болью за судьбу товарища… фитилек каганца чадил и потрескивал в хате, в которой жили тогда они вместе где-то на берегу Днепра, и долгие зимние вечера за товарищеской трапезой и воспоминаниями, и образы женщины и сына, столь приближенные мечтой и надеждой, что стали они близкими и ему, Соловцову. Сколько раз, возвращаясь с переднего края, привозил он какой-нибудь трофей, который Ипатов бережно прятал для сына.
