Они оба перевели взоры на улицу. Покинув салон автомобиля, Семирядин и в самом деле нетерпеливо расхаживал по тротуару. Он тоже видел за стеклом очертания Лавра и Вани, но торопить их не осмеливался.
— Фрукт — дядя Андрей, — сказал Кирсанов и двинулся к выходу.
— Рад был познакомиться с тобой… — произнес ему в спину Лавриков. — И с твоей мамой. Она очень красивая. Как принцесса. Спящая.
— Спящая королева, — машинально поправил Иван, не оборачиваясь.
— Пусть будет так, — не стал спорить Федор Павлович.
Иван вышел на улицу. Лавр щелкнул зажигалкой и прикурил. Кроме него, в холле никого не было, а следовательно, никто и не сделал ему замечания. Благодатный табачный дым, истосковавшись по своей желанной обители, стремительно ворвался в легкие.
— Королева… — повторил Федор Павлович последние слова мальчика. — Ну надо же! И — как нельзя более кстати… Всю жизнь без королев обходились, и — нате! Получите с улыбкой наваждение!..
Смятение в душе недавнего народного избранника только усиливалось.
— Во всем мире взрослых людей самым надежным твоим защитником, Ваня, теперь буду я, — дружески приобняв мальчика за плечи, вещал Семирядин с улыбкой.
Встретив Кирсанова возле центрального входа клиники, куда паренька доставил верный своему слову Лавриков, Андрей радушно обнял его, как соскучившийся после долгой разлуки любящий дядюшка, и повел к машине. Джип Семирядина находился на некотором отдалении от крыльца. Бизнесмен продолжал страховать себя от нежелательных встреч с нежелательными людьми. К таковым он относил и Голощапову, и супругов Кухариных, и Александра Мошкина, хоть последний еще и не имел возможности лицезреть Андрея Матвеевича. По той же самой причине в салоне внедорожника помимо привычного в таких случаях корейца Жени, восседавшего на водительском месте, находился плечистый крепкий парень из службы безопасности «Империи». Семирядин долго колебался в выборе кандидатуры секьюрити для своей личной охраны, но в итоге остановился все же на этом типе по имени Владислав.
— А я с Федечкой подружился, — поддержал беседу с мужчиной Кирсанов, покорно следуя за Андреем Матвеевичем к машине.
Семирядин опешил. Он резко остановился, как парализованный, и с неподдельным изумлением уставился на мальчугана. Сигарета, зажатая меж его толстых губ, картинно свесилась вниз, и столбик пепла плюхнулся Андрею на ботинок.
— С Федечкой? — переспросил он. — Ты так Федора Павловича называешь?
— Не. — Кирсанов от души рассмеялся, наслаждаясь произведенным на взрослого мужчину впечатлением. — Федечка — его сын. А Федора Павловича все называют Лавр.
