— Клава, не кричи, разбудишь ведь всех… — будто это и не он вопил пару минут назад как резаный.
— Я тебя спрашиваю! — не сдавался меж тем Федор Павлович.
Александр откашлялся для приличия.
— Лавр, ты тоже рассуди спокойно… — загнусавил он. — Не могу же я просто так отпустить среди ночи женщину с двумя детьми… Что бы там по телевизору ни говорили про снижение криминогенной напряженности, а на дорогах как шалили, так и шалят…
— Ты ответь на вопрос, Санчо, — уйдешь с ними совсем или нет?
Деваться от прямого ответа уже некуда было.
— Уйду, Лавр. Извини.
— Ясно… — после непродолжительной паузы горько усмехнулся Лавриков. Сигареты он так и не достал. — Осталось сына спросить.
С этими словами он, уронив голову на грудь, направился в дом, но Мошкин попытался остановить шефа, преградив ему дорогу.
— Утром, Лавруша… — смущенно пробормотал он. — Выпьем сейчас, поспим, а утром…
— В сторону! — Лавр грубо и безапелляционно оттолкнул помощника в сторону.
Тот отшатнулся, пропуская хозяина в дом. Клавдия стояла по другую сторону дверного проема. Взгляды их пересеклись.
— Клав, налей мне чего покрепче, — жалостливо попросил Мошкин. — Грамм сто. Вдруг драться придется?
— Драться будешь трезвым… — жестко ответствовала женщина.
Отказала. Так и есть. Наверное, в чем-то Лавр прав. Санчо покорно поплелся в дом, молча взирая на широкую Клавдиеву спину.
Более часа проворочавшись с одного бока на другой, Лавр так и не сумел погрузиться в сладостные объятия Морфея. Сон упорно не шел. Ничего не помогало. Ни мысленный подсчет овец, сигающих через быструю речушку, ни попытки настроить себя на более мажорный лад по отношению к жизни. Ничего.
Федор Павлович сел на кровати. Прислушался. Снизу, с первого этажа, доносились какие-то приглушенные голоса. Мужской и женский. Влюбленные воркуют. Лавриков нецензурно выругался себе под нос и поднялся на ноги. Стараясь не скрипеть при ходьбе половицами, он, как привидение, скользнул в темный коридор и остановился перед дверью напротив. В первую секунду появилось желание с размаху двинуть по ней ногой, но оно тут же улетучилось. Лавр даже устыдился столь мальчишеского порыва. Он осторожно повернул ручку и приоткрыл дверь.
Яркий лунный свет проникал в помещение через единственное, но довольно большое окно. Занавески не зашторены, оконные рамы распахнуты, сон на свежем воздухе намного полезнее. Возле правой стены скромно притулился бывший обеденный стол, загроможденный новейшей электронной аппаратурой. Стоящий рядом стул потонул под грудой детской одежды. Обувь и дорожная сумка Кирсанова-младшего валялись на потертом коврике в двух шагах от спального места.
