— Вовсе не отвлекаете, — открестился от этого довода отец Алексей. — Я просто домой собираюсь.
— Вот и отдыхайте. Пойду.
Лавриков двинулся к выходу. Священник тоже поднялся во весь рост и не сумел удержаться от искушения окликнуть депутата:
— Федор Павлович… И все же?
Лавр обернулся. Некоторое время мужчины молча смотрели друг на друга.
— Все же… — будто бы через силу вымолвил Федор Павлович. — Есть одна проблема. Одно расхождение мое с православным учением.
— Одно — не страшно.
— Страшно, — не согласился Лавр со столь простым отпущением грехов. — Очень страшно, Алексей Петрович! — Машинально он понизил голос до шепота. — Я в загробную жизнь не верю, в райскую жизнь небесную и в ад, который неизвестно где… Не верю.
— Как так? — растерялся священник.
— А так. — Лавриков снова помолчал, прикидывая, стоит ли ему продолжать развивать тему. — Мне как-то довелось заглянуть… Ну, за грань…
— Жизни?
— Смерти… — серьезно внес поправку Лавриков. — И не было никакого светлого коридора, не было встречающих — ни ангелов, ни чертей, ни родни… Я даже себя со стороны не увидел. Я дом увидел. Незнакомый, плохой. И увидел незнакомую женщину. Беременную. Восторга она тоже, к сожалению, не вызвала. Наверное, она собиралась родить… меня. — Все это бывший криминальный авторитет выпалил на одном дыхании, опасаясь, что если не выскажется сейчас, то уже не сделает этого никогда. — Это был вариант.
— Вариант чего? — Священник был немного сбит с толку и обескуражен.
— Участи, — спокойно ответил Лавр.
Батюшка позволил себе улыбнуться. Постепенно в его голове все становилось на свои места, обретало привычные формы. Он вернулся в прежнее русло.
— И на основании видения был сделан вывод?
— Да. Думаю, что нет судьи, который по грехам нашим постановление вынесет. Представляете?.. И такая дурацкая мысль, будто и ад, и рай — там, за стенами. Нынешними своими делами — ну, в этой жизни — мы сами создаем себе мучения или радости в жизни следующей.
— Ничего оригинального вы не придумали, Федор Павлович, — просветил его отец Алексей. — Теория кармы, переселения душ…
Но Лавр бестактно перебил собеседника.
— Да мне не важно, как эти теории называются, оригинально это или нет! Мне другое важно! — с чувством произнес он. — Если, допустим, Богу судить меня — он бы знал, что такой-то поступок плохой, но он — вынужденный, во имя чего-то другого, хорошего. Но если ад творится без прения сторон: сделал мерзость сегодня — получи мерзкую участь завтра, — тогда ведь никакие смягчающие обстоятельства не действуют. Голая статистика действует. И статистика эта — не в мою пользу.
