– Красные, почти красные… Милые пятнышки. Может быть, это краснуха? Краснуха, но в слабой форме. Это идея! Младенческая краснуха. А? Ок? – и он осклабился удачной шутке.
– В детстве я уже болел краснухой.
– Тогда не знаю! – доктор Розен широко развел руками, как бы призывая меня в объятия.
Встав перед зеркалом, он споро стянул перчатки и принялся старательно и медленно протирать руки влажными салфетками. Нажал рычажок носком ботинка, стальная крышка поднялась, пропуская сначала перчатки, потом салфетки. Крышка медленно и нехотя опустилась. Я смотрел на это одурело-пристально, как на судьбоносную процедуру.
Он ничего не выписал, ничем не помог, ничего не посоветовал. И не мог же я его остановить…
Он просто ушел с моими деньгами.
Ночью я оказался в сумрачном лифте, который ехал вверх, весь дрожа, и не желал тормозить и открыться, лифт растаял, а шахта превратилась в узкий дымоход, и я полз, застревая, сквозь седой горячий дым, но так и не дополз никуда.
Утром, шатаясь, влез в рубашку и джинсы и кое-как спустил свое тело вниз. У отеля ждали подруга и такси. За рулем восседал индус в тюрбане.
– Откуда вы? – спросил он, отодвинув перегородку. – Китай?
Наверняка ввело в заблуждение мое пожелтевшее лицо с щелями глаз.
– Россия.
– Москва?
– Москва. Вы были?
– Нет! Никогда! Москва! Советский Союз!
Я не стал спорить о названии страны, сквозь полуприкрытые веки наблюдая нескончаемые здания, оглушительно высокие, как цифры моего жара.
– Он мертв! – воскликнул индус гортанно. – Советский Союз! Он мертв! Америка победила! Почему?
– Вы не любите Америку? – спросил я.
Вместо ответа он резко обернулся от дороги: закушенный рот-рубец, подкрученные усы, оранжевый куль на голове.
Всю дорогу он что-то сердито бормотал. Хотя бы не улыбался.
Когда прибыли к нужному зданию (ртутно-стеклянный блеск фасада), совсем поплохело – растрясло жар, вот и пополз выше.
Приемная, второй этаж. Доктор, рыжая и худая, с острыми локтями, вышла из кабинета (очевидно, засекла наше приближение через видеотрансляцию) и спросила, в чем дело.
У нее был нетерпеливый тон, и она переминалась, как будто где-то у нее чешется тревожная кнопка. Однако – она улыбнулась!
– Ему плохо, – сказала подруга. – У него высокая температура уже пять дней, и ничего не помогает.
Доктор дернула левым плечиком и правой бровью.
– Я сейчас занята, – сказал она оскорбленно. – Вы должны ждать.
– Может быть, вы можете вызвать скорую? – я еще помнил какие-то слова чужого языка, но произнес их не своим, стонущим голосом.
