В день открытия от неожиданной прохлады почти материально осязаемое в воздухе давление рассеялось, и мысли множества людей, собравшихся перед дворцом губернатора, свободно воспаряли к чистому небу. Лёгкий ветерок с моря нёс слова ораторов к слушателям, и Дэвид видел, что выступающие счастливы, что у этих правителей и занимающих ответственные посты представителей цивилизованного мира щёки пылают румянцем от радости, руки выдают глубокое внутреннее волнение, глаза блестят, а в голосах звучит дрожь. Дэвиду показалось удивительно правильным, что именно эти люди держат будущее мира в своих руках, и он впервые сделал вывод, что с такими руководителями народу не нужно никаких политических убеждений. «С такими руководителями нам, возможно, вообще незачем больше заниматься политикой, — подумал он, — потому что, с одной стороны, они обладают такой глубокой проницательностью, что нам всё равно с ними не сравниться, с другой стороны, они — в такой день, как сегодня, — могут сделать политику столь же ясной и прозрачной, как голубое море Кабинды за полосой прибоя».
Дэвиду предельная ясность всегда представлялась в виде некоего численного выражения, и весь этот день был полон чисел. С неожиданной открытостью и откровенностью директор железной дороги, сэр Роберт Уилсон, привёл некоторые количественные сведения о строительстве: «У нас, — сказал он, — 7000 человек проложили 2707 километров колеи шириной один метр через местность, где температура колеблется от 14 до 120 градусов по Фаренгейту,[5] а общая высота спусков и подъёмов составляет 200 000 метров. Стоимость строительства 250 000 франков за километр, всего — двести семьдесят миллионов семьсот пятьдесят тысяч франков. Дорога следует вдоль реки Конго через город Леопольдвиль в Илебо и далее в город Букама и к медным шахтам Катанги, где она встречается с веткой из ангольского города Бенгела железной дороги Родезия — Катанга. Через несколько лет она будет связана с центральной железной дорогой Танганьики, и, таким образом, пройдёт через всю Африку и откроет её от Индийского океана до Атлантического, от Кейптауна до Сахары».
«Пройдёт и откроет», — мысленно повторил Дэвид, смущённый и счастливый, и услышал себя, рассказывающего жене бельгийского министра по делам колоний, что один из кумиров его жизни, великий Кронекер,[6] однажды сказал, что «Бог сотворил натуральные числа, остальное — творение человека». — «И какое творение!» — добавил он взволнованно, обращаясь к собеседнице.
