В ту ночь сильный ветер с корнем вырвал нежные молодые посадки, свалил на землю памятник Руссо, и, таким образом, в некотором смысле отбросил сад к его прошлому состоянию. Ещё он выбил несколько стёкол в лаборатории и надул на пол целое озеро воды. Потом он унёсся прочь, и, когда Шарлотта на следующее утро вошла в лабораторию, белое солнце и голубое небо безупречно отражались в луже на натёртом полу, словно в каком-то совершенном зеркале.
В то утро Шарлотта проснулась мгновенно, она попала в сияющий светом день, если так можно выразиться, без всякого предупреждения и увидела, что лежит одна на белой лакированной кровати, бывшей когда-то частью обстановки Лувра, от которой позднее отказались.
Она проснулась без воспоминаний и без ожиданий будущего, но с парализующим ощущением, что все законы природы отменены, что перед ней находится действительность, которая может превратиться во что угодно. Она открыла дверь в гостиную и, отчаянно стараясь быть самоироничной, подумала, что вот так, наверное, будут чувствовать себя избранные женщины на следующее утро после Страшного суда, оценивая разрушения и осознавая, что это действительно конец и что впереди у них только уборка и ничего более.
На полу в луже воды, на спине, похрапывая, лежал садовник. При падении его провода, потянув за собой стол с приборами, опрокинули его, и всё разбилось. Некоторое время Шарлотта смотрела на юношу. Потом наклонилась над ним, но не для того, чтобы погладить, а чтобы отбросить волосы сначала с одного, потом с другого виска. Она не обнаружила ни одного шрама.
Ступая по воде, она подошла к врачу. Он сидел в кресле и был мёртв. На полу перед ним лежала пустая ступка. Напряжённо вглядываясь в его лицо, Шарлотта поняла, что это не было ни несчастным случаем, ни самоубийством. Так же определённо, как если бы он сам сообщил ей о своём решении, она знала, что великий врачеватель душ повернулся спиной к своей невротической современности и сделал большой шаг назад, в свободное и естественное восемнадцатое столетие.
Словно напоминание о чрезвычайно высоком кровяном давлении в минуту смерти, его расстёгнутые брюки демонстрировали сильную эрекцию, сохранённую необъяснимым с физиологической точки зрения, но несомненно страстным rigor mortis.[32]
Деревянным шагом Шарлотта подошла к конторке и открыла ту книгу, где молодой человек накануне ночью написал для неё стихотворение. Неловкими, корявыми буквами там было написано:
