Чтобы смыть следы ритуала, достаточно напустить побольше воды - она растворит в себе и начертанные на полу линии, и остаточные эманации силы. Кто бы мог представить: поворотное событие в нашей с Лаурой жизни произошло в грязном углу подвала за чуть ржавыми трубами. Проза жизни.
Я открутила вентиль с холодной водой - он был ближе ко мне, и, пока вода не замочила ботинки, выскочила из помещения. Только посмотрела, все ли линии попадают под поток.
В гостиной набирал обороты фарс. Фон Штернберг вдохновенно вешал лапшу на уши оборотню. Данкварт внимательно прислушивался и даже кивал в нужных местах.
- Вот такая получилась размолвка. Эх, молодость, - увидев меня, барон просиял улыбкой, - Лаура, плюшечка, я скучал.
- Я - не очень, барон,- сев на диван рядом с оборотнем, я нервно стиснула ладони. Фамильярность фон Штернберга злила и пугала.
Первая жена барона отсутствовала. Лаура описывала ее как ухоженную блондинку, повернутую на уходе за кожей. И что интересно, на уходе за кожей тела, а не лица. При том, что наряды баронесса предпочитала закрытые. Все полки в ванной комнате были заставлены ее кремами и притираниями. А раз в неделю приходили сомнительного свойства целители.
- Не будь такой злой, милая. Ты добилась своего, учишься, хотя еще так молода и могла бы погулять. Возвращайся домой, я найму тебе водителя для того розового мелдо. Личная комната лучше общежития.
Меня охватил страх. Если Данкварт сейчас поверит этому лицедею, плакала моя вольница. Хотя нет, мы связаны, связаны. Надо успокоиться.
Гневный крик, ругань, звон разбившегося стекла - идеально для повисшей в воздухе паузы. Фон Штернберг схватил трость и, прихрамывая, направился к источнику звука. Пожав плечами, я пошла следом. За мной потянулся некромант и подозрительно посматривающие на нас дети.
- А ты насовсем уходишь? - сердито поинтересовался мальчик.
-Да.
- Жаль, - раздраженно вздохнул он же.
Я не припоминаю в рассказах Лауры особой любви детей к ней. Или наоборот. Они друг друга не замечали. И только шепот: «Опять мама будет плакать» подсказал мне, отчего детям «жаль».
В коридор вылетело чудовище. Зеленая морда, вытаращенные глаза и синеватая, сползающая лохмотьями кожа. Оно бесновалось, скидывая фарфоровые статуэтки с тонких полок на пол. Из открытой двери позади псевдо-ламии шел пар.
- Ты-ы,- провыло оно, вытягивая ко мне руки.
- Ламия! - брякнула я, не подумав, и барон раздавил в пальцах какую-то крупную капсулу. Оборотень взвыл и схватился за голову:
