«Тау» перестала существовать, зато «Таркит» расцвел небывалым, пышным цветом.
Мрачные воспоминания, от которых ему долгое время удавалось сбегать в холодную и мрачную «здесь и сейчас» реальность, грозили вылезти на поверхность, отравив и без того не особенно радужное настроение Шестьсот семнадцатого. Закончив с примитивными тестами, он подключил к сложному нутру своего робота диагностическое оборудование. Запустив полный цикл проверки, с неохотой перекусил безвкусным белковым пайком, швырнул упаковку в окошко системы вторичной переработки материала.
Тело, привыкшее к постоянной активности, просилось в дело, тогда как разум подсказывал, что наличествующих знаний о «Тарките» ему определенно не хватит. Слишком много вопросов оставалось без ответа. Чрезмерное количество факторов не могло быть учтено. Ему определенно требовалась дополнительная разведка.
А что могло подойти лучше для выполнения всех трех потребностей, как не прогулка в переполненную слухами об Игре «Дыру»?
***
Сегодня в «Дыре» людей оказалось намного меньше обычного. Двое совсем уж конечных забулдыг валялись у обломков блокщита, символично обозначавших порог заведения. Еще один, выглядевший поприличнее, свернулся клубком внутри, у высоких металлических бочек, служивших опорой для длинной барменской стойки. Столешница, составленная из дверец шкафов и узких шлюзов, в каком-то извращенном смысле походила на необычное произведение дизайнерского искусства.
Стойку и стоявшего за ней бармена – на удивление благопристойного мужчину лет пятидесяти, с белоснежной, заботливо подстриженной бородой – от прочего пространства отделал редкий частокол из высоких, барных стульев. Кроме этого в «Дыре» имелось также несколько диванов в сносном состоянии, десять разномастных столов и десятка три того, что называлось стульями, напоминало их или могло заменять таковые в функциональном смысле.
Самой же крутой вещью «Дыры», настолько впечатляющей, что ради нее стоило хотя бы изредка, но все же посещать это отвратное местечко, были «люстры».
Освещать бар круглосуточно - слишком дорогое удовольствие, а мерцание уличных продольных линий иллюминации и витрин сюда попросту не добиралось. И тогда кто-то воистину гениальный нашел отличное решение этой проблемы. В центре комнаты висела всего одна слабенькая лампочка без абажура, работавшая от мини-электрогенератора, зато вокруг нее, будто причудливые сталактиты, свисали с потолка гроздья разноцветных стеклянных бутылок самых необычных форм и оттенков. Некоторые из них отражали свет сами по себе, к другим заботливо приклеили небольшие кусочки зеркал. Усиленный, подкрашенный, перенаправленный свет разливался по всему помещению. Сами бутылки сверкали и искрились, как сказочные драгоценности, и любой сквозняк, любое неудачное движение посетителя могли вмиг преобразить пространство только лишь из-за одного осколка зеркала, сместившего свое положение. Удивительно, как вообще на всей Станции смогло обнаружиться столько стекла – непрактичного, хрупкого и небезопасного материала, уже давно замененного всеми разновидностями пластика. Но факт оставался фактом. «Дыра», запущенное и забытое всеми богами место, радовала глаз именно этим странным элементом декора.
