Гарри Левин, отцеубийца, слушал тишину и смотрел в глаза Абрама Левина, своего отца, который умирал в кресле напротив.
Ничто не существовало более для этих двоих, кроме них самих, ничто, что раньше так мешало им: вина, боль, самолюбие, деньги, ревность, гордость и высокомерие — все это отошло на задний план, уступая по значимости той, что равняет всех и вся, той, что есть мера всех мер, конец всех концов, предел всех пределов.
Нас в комнате четверо: я, Гарри Левин, Абрам Левин и Смерть.
Смерть, как обычно, молчит. Что говорить? Язык нужен живым, чтобы болтать без умолку и тем напоминать себе, что они еще живы. Когда приходит Она, они умолкают, молчит и она. Она ни зла, ни добра, у Нее нет воли, есть лишь задача, одна единственная от начала времен — отделять конец от начала без понимания сути, пояснения причин и следствий.
Без прикрас следует Она предначертанному, не вдаваясь и не вникая ни во что, не становясь ничем, но, касаясь всего, изменяет его раз и навсегда.
Она бывала разной: несвоевременной, страшной и даже смешной. Бывала нелепой, почетной и глупой. Детской. Чудовищной. Долгожданной. Чужой.
Не спрашивайте Ее ни о чем, Она не знает, есть ли жизнь после Нее. Она не знает ничего ни о чем, Она не мудра, ибо никогда не жила, хотя увидит все дни от первого до последнего. Делайте, что вам угодно: пытайтесь привыкнуть к Ней, смириться или подготовиться к Ее приходу — это ваш выбор, пока вы живы. Она же просто делает свое дело: Она придет, полагая вам конец, как Она полагала конец всему от начала времен, отделяя его от начала и в конце всех концов, Она заберет самое ценное. Так было положено, и так будет, а кем было положено и что будет — не Ее забота.
Все земные Законы так или иначе созданы, чтобы их нарушать, и лишь Ее закон единственно непреложный и будет принят всеми, невзирая на чины и статусы в Facebook. Она придет к правителям и нищим, миллиардерам и адвокатам, к гениям и идиотам и уравняет их всех. Она не ищет признания и не приемлет проклятий. В Ней нет ненависти, и нет безразличия. В Ней нет ничего, кроме конца концов и звенящей вечностью тишины.
Нас в комнате четверо, считая Ее, и именно Она виновна в том, что из-за этой смертельной тишины никто из нас не услышал крадущихся шагов в коридоре. Иначе бы кто-то из нас отреагировал и, кто знает, может, все бы испортил.
Это было быстро: человек в черном, плавно качнувшийся к Гарри Левину, выбитый из его руки пистолет.
