Нет, что-то здесь не так. Конечно, всегда что-то где-то не так, но здесь что-то совершенно не так, и я не намерен разбираться.
Подавив вздох (у денег есть какое-то особое обаяние, когда они большие и легкие), я протянул чек через стол и приготовился облечь свой отказ в мягчайшую мишуру юридических формулировок.
Однако миллиардер Левин вдруг встал, забрал чек, неловко и сухо попрощался и вышел из кабинета.
После его ухода я направился к сейфу: мне нужно было немного коньяка и времени, чтобы оплакать лимонный Porsche.
Примерно через треть бутылки зазвонил мобильный.
— Шота Олегович Горгадзе…
— Слушаю…
— Майор Полозов, МУР. Вам удобно говорить?
Я взглянул на часы — и часа не прошло. Слишком быстро, даже для Левина. Или нет?
— Не совсем…
— Вы чем-то расстроены?
Я закрыл глаза и сделал глубокий вдох.
— Майор, у меня такое ощущение, что я только что срубил сук, на котором мог бы безбедно провести остаток жизни. В данный момент я не нахожу особых поводов для веселья. Чем могу быть полезен?
— Нам нужен ваш совет. Профессиональный.
— Давайте завтра…
— Это срочно. Мы пришлем за вами машину.
— Хм…
— Это не займет много времени. И… Шота Олегович. Я буду вам весьма признателен. Лично.
Кабинет у Полозова маленький и прокуренный.
Сам майор — мужчина роста выше среднего, жилистый, чуть сгорбленный, не улыбчивый, с длинными, как у гиббона, руками и спокойным взглядом светло-зеленых глаз.
— Здравствуйте, вы уж извините, что так…
Я промолчал. Полозов не извинялся, и я его не прощал. Все-таки условности придуманы не зря: их соблюдение помогает избежать путаницы в статусе.
— Кофе? Правда, у меня растворимый, вы, наверное, такой не пьете?
— Нет, спасибо…
— Что ж, тогда к делу…
Для «дела» пришлось выйти из кабинета и долго идти куда-то по коридорам и лестницам, спускаясь все ниже и ниже. Перед нами, мыча электрическими замками, открывались какие-то двери. Людей, которых под вечер в коридорах и так было немного, здесь, на нижних этажах здания, становилось все меньше и меньше. Полозов шел размашисто, уверенно, и я старался не отставать.
Наконец мы свернули в последний раз, майор постучал. Нам открыли. Помещение было пустым и ярко освещенным, и поначалу я не разобрал, где мы находимся.
Когда глаза немного привыкли, я огляделся. Два стола, четыре стула, больничная каталка, вокруг которой суетились люди.
Полозов кашлянул. Люди вокруг каталки расступились.
На каталке лежал труп. Правый глаз заплыл страшной лиловой гематомой, левая щека была разодрана, сквозь дыру виднелись зубы нижней челюсти. Рубашка была вся в крови, пиджак и брюки местами выгорели до дыр.
