И мы разговаривали… я не помню о чем, сейчас уже не вспомню… И вокруг тоже разговаривали. О том, кто купил недвижимость за границей, кто уехал, кто как устроился за границей. У кого какие спонсоры, и какие встречные услуги надо оказывать спонсору. Кто сколько нафейсбучил и натвитил в поте лица. О том, где и сколько платят за пост… кстати мне удивительно, почему присутствующие осуждают практику «восемьдесят рублей на пост», которую якобы практикует Администрация президента — и одновременно, с таким интересом обсуждают, кто и сколько сам заработал на платных постах. Как то… вы или крестик снимите, или трусы наденьте, право слово…
Я все это… лениво пропускал мимо ушей, мучая так и не выпитый бокал, а кто-то выпил и один бокал, и второй, и третий… переходя постепенно в состояние «без руля и без ветрил», кто-то уже успел подраться, и мне, как самому трезвому, пришлось разнимать… от запаха водки, какого-то одеколона и козла к горлу подкатила тошнота. Разняв дерущихся, я вернулся в угол, на угловой диван, где меня ждала Ирина, и мы опять чего-то говорили. А потом, когда находиться внизу было уже просто невозможно, а в окна скреблась темнота, она просто предложила
— Пойдём?
И мы пошли наверх…
* * *
— Это откуда?
Я напряг память… откуда… хороший вопрос — откуда. Это — когда мы схлестнулись с чеченцами, чехами, потому что они потеряли за время войны свои позиции в России, а потом пришли их восстанавливать… в том числе и в Ебурге. Но Ебург есть Ебург… здесь никогда не понимали тех, кто открывал дверь ногой, и не давали спуску, кем бы он ни был. Тогда стрелка была конкретная… больше ста человек с каждой стороны, и почти сразу перестройка переросла в перестрелку. Две пули — попали тогда в меня.
— Издержки профессии — пробурчал я, поворачиваясь — ты, кстати, так и не взяла у меня интервью. Хочешь — дам
— Хочу
— Спрашивай
— Ты всегда такой?
— Какой?
— Не умеешь веселиться.
— Всегда… встречный вопрос — а ты считаешь то, что происходит внизу — весело?
— По меркам цивилизованного общества — да.
Я хмыкнул
— Разве нет?
— Толпа бездельников… — сказал я — которым по тридцать, по сорок, некоторым и больше лет. За всю свою жизнь — они не работали ни на одной реальной работе, они не сделали ничего своими руками, они не построили дом, не посадили дерево, не вырастили сына. Все что они делают в жизни — это работают на унитаз. Причём не только тот, что стоит в туалетной комнате, но и тот, что скрывается в тенётах Всемирной паутины. Туда — они сливают свои мысли в полной уверенности, что их мнение на самом деле кому-то интересно.
