Ее неистовство пошло на спад, сменившись волной глубокой досады. Она осознала, что съела вещи, которые невозможно заменить. Дрожащим пальцем она пошевелила то, что осталось в шкатулке. Так много подарков, так много друзей. Но сколько этих друзей до сих пор осталось в жизни Трисс? Ни одного, поняла она. Одних мать считала слишком жизнерадостными для здоровья Трисс, с родителями других не поладил отец. Когда Трисс устанавливала с кем-то отношения, они так или иначе обрубались. Эти подарки — обломки прерванной дружбы.
Но серебряная лодочка была подарком от Себастиана. И еще обещанием. Себастиан сказал Трисс, что, когда он вернется из Франции, он снова возьмет ее кататься на лодке. К своему удивлению, Не-Трисс обнаружила в себе туманные воспоминания о солнечных днях, когда они плавали в устье реки на маленькой деревянной лодочке. Себастиан греб, Пен и Трисс хихикали и плескали друг на друга речной водой. Как эта смеющаяся девочка превратилась в хлюпающую носом Трисс, которую нужно защищать от каждого дуновения ветерка?
Шкатулка хранила останки мертвой дружбы и мертвого брата. Не-Трисс захлопнула крышку, презирая себя и мучаясь чувством вины. Эти маленькие сокровища так много значили для Трисс. Но, осознала она, именно поэтому невозможно было сдержаться. Они были пропитаны сутью Трисс, делавшей их такими вкусными, и Не-Трисс чуть не зарыдала от облегчения, почувствовав, что голод утих. Может быть, ей больше не придется есть кричащих кукол.
— Я готова, — сказала она своему пепельно-бледному отражению в зеркале. — Теперь я готова быть нормальной.
Отец вернулся домой в обычный час, и когда она услышала звук паркующегося «санбима», в желудке Не-Трисс образовался беспокойный ком. Она наблюдала в окно, как он идет от машины под усиливающимся дождем, но не смогла определить по его лицу, как он отреагировал на дневной телефонный звонок.
Он вошел в дом, и Трисс услышала разговор на первом этаже. Она прижалась ухом к полу спальни в надежде разобрать слова, но до нее доносилось только гудение родительских голосов. Разговор продолжался около часа, иногда голос отца становился громче, но недостаточно, чтобы она могла понять, о чем речь. К тому времени, как ее позвали ужинать, Не-Трисс почти дрожала от дурных предчувствий. К своему удивлению, она увидела, что отец спокойно сидит за столом, а матери нет. Она ожидала, что родители ждут ее рука об руку, готовясь допросить.
— Где мама?
— Она пошла поговорить с соседями, не видели ли они Пен.
